Читаем Самоубийство: сборник общественных, философских и критических статей полностью

Исцелит усталых новая „религия человечества“, новое христианство, делающее чудеса, исцеляющее слепых и воскрешающее мертвых, потому что оно (если родится) даст не простую тоску, а великое хотение, чтобы стали былью все сказки.

Сказки о боге-человеке, о новом типе человека с шестью парами серебряных крыльев и о земле праведной, Царстве Божием.

Уверенность, что „Царство Божие“ должно прийти, когда христианство будет силой, все действие которой направлено на землю, когда ее, землю, будет жалко оставить человеку потому, что здесь

делается бессмертным человек.

Здесь, а не в темноте будущего он может увидеть победу Христа над мертвыми глазами Элеазара.

Без итого мир когда-нибудь увидит массовое самоубийство Шопенгауэра.

Отсутствие мечты — смерть. Мечта не прагматическая, не ставшая мотивом творчества жизненного, радостью, идей-силой, убивает вдвое.

О САМОУБИЙСТВАХ.

В. Розанов

„Ты будешь звать смерть, и она не придет к тебе“, — предсказал императору Адриану один из его друзей, когда его вели на казнь. Предсказание исполнилось совершенно буквально: Адриан умирал столь тягостно, что умолял медиков дать ему яд. Но они не исполнили опасного приказания. В эти длинные дни он мог вспомнить слова своего казненного друга и мучился удвоенною мукою. Кто знает, выбрось он этот отвратительный поступок из своей биографии, может быть, он не умер бы столь печально. Конечно, мы не „делаем“ свою жизнь; однако отчасти

и „мы“ ее делаем. Конечно, мы не созидаем свою смерть, но мы отчасти ее подготовляем... Тут есть магия громадных волевых напряжений, или страстных на одну минуту, или упорных во всю жизнь. Таковое волевое напряжение не может не получить своего разряда... и покачивает жизнь или смерть в одну или другую сторону.

Черное лучше рассматривается, если его положить на дне белого. В те дни, когда я получил предложение написать „о самоубийствах“, я решил, что мне нечего писать и я не буду писать, — я услышал рассказ, до такой степени противоположный этой теме, что он повернул мои мысли и к ней. Вот он почти буквально.

...„Мы были довольно утомлены дорогою, продолжавшейся уже не одни сутки... Все вагон и вагон... Утомленные дети капризничали, и я не знала, чем занять их. На одном из переездов мне помогла старушка: видя, что я сама валюсь от сна, она тотчас занялась детьми, спросила, какие у них книжки в руках, и, взглянув на заглавия, стала говорить о них с полным знанием дела и предметов. Кто она, я не знаю, по, судя по французскому разговору, минутами вырывавшемуся у нее, она из образованных. Лицо и речь чисто русские, и она была несомненно русская женщина... Я заинтересовалась... И от разговоров с детьми она перешла к разговору со мною, и тут кое-что рассказала о себе... Точнее, в ее суждениях мелькали упоминания „о себе“, которые привлекли все мое внимание, и до некоторой степени волновали меня.

„Мне вот 26 лет, и бывают утомительные дни и недели, когда я не знаю, что с собою делать, для чего живу... когда чувствую истощающую тягость жизни. Вообразите же, что старушке этой было восемьдесят лет, — восемьдесят, а не семьдесят девять, — и она была полнее жизнью, чем я, свежее меня и цветущее душою... Я устала жить, а она нисколько не устала, и в таком возрасте, очевидно, уже в приближении к смерти, она о смерти нисколько не думала, будто даже забыла о ней... Будто смерть не для нее! На вопрос, „где вы живете“, т. е. в каком городе, она ответила мне, — и так счастливо и вдохновенно, — что у нее „нет дома“. „Я живу между своими, и вот теперь еду к внуку, уже семейному, а погостив у него, поеду к старушке-дочери“... „Когда же мне захочется увидеть всех вместе, я пишу им письма, и они съезжаются туда, т. е. к той дочери или тому внуку, у которого я живу. Но это для них, может быть, обременительно или не для каждого удобно в данное время. К тому же я люблю движение и вот езжу то к одному, то к другому... И вся жизнь моя в странствии, счастливом странствии; и хотя я не имею дома, но у меня в то же время множество мест, где я „у себя дома“...

„Раз она встала и прервала речь: „Что с вами?“— спросила я. „Судорога в ноге; в 17 лет я ее сломала... Она была залечена, но и до сих пор перелом отзывается сливающими судорогами, не надолго и без большой боли“...

„Я прожила 80 лет и чувствую себя свежею потому, что я всегда берегла себя и жила крайне осторожно. Ела умеренно, не доводила до переутомления и никогда не ложилась и не ложусь в постель позднее десяти часов... В молодости я была близорука и сейчас близорука“... Обращаясь к детям, она прибавила: „Все надо беречь у себя, но особенно надо беречь глаза“...

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука