В это смутное, неспокойное время конный отряд Самвела двигался по дороге из Тарона в Рштуник. Впереди везли родовое знамя Мамиконянов. Это знамя, всегда пребывавшее незапятнанным, теперь и защищало отряд, и предавало. Защищало, ибо все привыкли относиться к нему с почтением. Предавало, ибо глава рода, герб которого был на знамени, стал теперь главою отступников. Это был Ваган Мамико-нян, отец Самвела. Кому мог объяснить сын, что он не пошел по стопам отца! Разъяренная толпа имела уши, чтобы слышать, но не имела времени, чтобы осмыслить услышанное.
Три дня назад отряд вступил в поросшие угрюмыми лесами горы княжества Рштуник. Эти дебри были бездонной гибельной пропастью, полной всевозможных опасностей. С незапамятных времен здесь происходили леденящие кровь события. Здесь Немврод потерял большую часть своих титанов. Отсюда был родом могучий Барзафран, который наводнил Армению пленными иудеями. Отсюда же был и безжалостный Маначихр, заливший кровью Сирию. Где-то в этих дебрях была и легендарная Кузнечная гора, в недрах которой толпа мрачных, не видящих света божьего людей ковала стрелы и доспехи для храбрецов своей страны.
С одной стороны, княжество Рштуник омывали воды Ванского озера, с другой — опоясывала неприступная гряда Мокских гор с ее мрачными ущельями, обиталищем злых духов, с ее бездонными пропастями и обрывами.
Самвел выехал из замка Вогакан с отрядом в 300 всадников, великолепно вооруженных и снаряженных. Теперь же в его свите осталось 43 человека. 257 человек погибло в лесах Рштуника.
Страшное место были эти леса! В них и в мирное-то время исчезали бесследно одинокие путники, а в смутные дни ничего не стоило сгинуть и целому отряду. В них царили вечный мрак и мрачный народ. Путник, пробираясь через лес, видел перед собою лишь узкую тропинку с густыми зарослями по обе стороны, над собою темный свод густой листвы, сквозь которую почти не пробивались лучи солнца, а по обе стороны от себя — непроницаемый ряд вековых деревьев, которые живой стеной стояли вдоль дороги. Больше человек не видел ничего, и будь у него хоть тысяча глаз, ему все равно не высмотреть бы, откуда грозит опасность. Ее можно было ждать с любой стороны и в любое время. Враг скрывался в дуплах деревьев и метал стрелы из этой засады; с гибкостью змеи выскальзывал из-под обнаженных корней деревьев и вдруг возникал прямо на дороге с копьем в руке; с ловкостью обезьяны взбирался вверх, в густые переплетения кроны и сеял смерть оттуда. Он вырос с этими гигантскими деревьями гигантского леса, слился с ними, они стали его неприступной крепостью.
Был полдень. Отряд Самвела медленно ехал по лесу. С привала снялись ночью, чтобы выбраться из лесу до рассвета и не напороться еще на одну засаду. Часть всадников ехала дозором довольно далеко впереди. Рядом с Самвелом ехал юный Артавазд, замыкали отряд старик Арбак, Юсик и несколько телохранителей. Все — и кони, и люди — очень устали, но привала делать не хотели, чтобы поскорее выбраться из лесу.
Самвел повернулся к Арбаку:
— Долго еще ехать?
— Если дикари снова дорогу не перережут, скоро выберемся, — ответил старик с обычным своим хладнокровием. Дикарями он презрительно называл рштунийцев.
— По ту сторону этой горы лес кончается, — добавил Арбак.
Ответ удовлетворил Самвела, но вызвал беспокойство у Артавазда.
— Какой еще горы? — воскликнул он раздраженно. — Никакой горы я не вижу!
Старик ничего не ответил. Он продолжал бдительно осматриваться по сторонам; озабоченное лицо выдавало уязвленное самолюбие бывалого человека и нетерпение умудренного жизнью старика, вынужденного иметь дело с сосунками. «Что за нечистая сила нас морочит? — думал он. — И кой черт понес нас через эту проклятую страну? Или другие дороги перевелись? Не послушали меня, вот теперь и расхлебываем...».
На узкой дороге, по которой они ехали, время от времени встречались большие засеки, похожие на плотины, только из бревен. Деревья были свалены наземь и сложены грудой; даже сучья не были обрублены. Отряд преодолевал эти преграды с большим трудом.
Что-то случилось в этих местах: все окрест выглядело необычно и неестественно. И в душу Самвела закрались сомнения , которые все росли и росли; под конец он совсем пал духом. «Хоть бы кто-нибудь попался навстречу, — думал он. — Расспросили бы, по крайней мере, что к чему».
— Ни души не видно... — пробормотал он вполголоса.
— Хочешь на людей поглядеть? — усмехнулся Арбак. — А ты крикни-ка по-ихнему «О-го-го-го!» Увидишь, как твой клич подхватят на тысячу ладов, как он разнесется далеко-далеко, до самой глухой чащи. И тогда эти дикари повыска-чут отовсюду: из-под земли, из всех горных щелей, из кустов. Эти люди как черти: они везде, но их не видно.