Дома Гонецкий стал на бумажке подсчитывать, сколько же дохода у Фирсановой. Если уплатила девять тысяч шестьсот двадцать три рубля шестнадцать копеек, а налог — процент с четвертью, то… Мешала эта четверть процента. Если бы один процент, то дохода было бы девятьсот шестьдесят две тысячи, но эта четвертинка, которую он не учел, — больше будет или меньше?.. Жаль, но меньше — это уже сразу семьсот шестьдесят девять тысяч, да еще минус копейки…
Гонецкий окончательно запутался в копейках и с опозданием понял, что все равно ничего не получится: Пчелин же не сказал, что за налог это был — весь ли или только городской. И вообще смешно заранее подсчитывать чужие тысячи, если ты даже не знаком с их владелицей.
Познакомиться было несложно. Вера Ивановна стала устраивать приемы в своем доме на Пречистенке, и не составляло никакого труда прийти туда с кем-нибудь. Гонецкий знал многих из тех, кто ходил туда слушать музыку или играть в карты — карты стали тогда модой, началось это с Дворянского собрания, подхватили увлечение и купцы. Фирсанова окружала себя и купцами и дворянами, не делая между ними разницы: у одних деньги, у других род — и то и другое — богатство. Наведывался туда и Александр Васильевич Стаховский. Когда-то они встречались в Петербурге, однажды Гонецкий провел у него целую неделю в Тамбовском поместье — охотились. Стаховский позвал с собой:
— Поедем. Весело будет. И хозяйка хороша — как раз тебе невеста.
Гонецкий сделал вид, что смутился, и отказался, да не очень решительно. Сказал то, что непременно будет передано:
— Ну что ты. Вот она и подумает, что я на капиталы ее виды имею, а женщина она красивая — зачем же обижать, даже если она богатая?
Вере Ивановне, конечно, передали. И Стаховский и Пчелин. Рассказали они ей и о фамилии Гонецких. Лишнего прибавили немного: старинного дворянского рода, из шляхты. Жаловал Гонецких поместьями еще король польский Владислав Четвертый, потом значились они в родословной книге Смоленской губернии. Дядька Алексея Николаевича — Иван Степанович Гонецкий потом против поляков же и воевал, в 1863-м. Наград высочайших удостоился, а под Плевной командовал гренадерским корпусом. Это же он принудил к сдаче Осман-пашу. Теперь вот член военного совета, комендант столичной крепости. И батюшка боевой генерал — Николай Степанович. Сейчас командует Виленским военным округом. Все говорят — быть ему членом Государственного совета…
Все было верно, не сказали только, что старинную запись в смоленской родословной Герольдия не утвердила. И умолчали об одной малости, что Алексей Николаевич разорился, а ждать ему наследства не приходилось…
Алексея Николаевича представили Вере Ивановне на балу в купеческом собрании. Он старался не показывать, как забавляет его смехотворно торжественный церемониал Купеческого клуба.
У входа Стаховский записал в книгу его, Гонецкого, фамилию, заплатил за него тридцать копеек и о чем-то толковал с долгобородым служителем. Как выяснилось, Стаховский объяснял, что гость его человек приезжий — будь Гонецкий москвичом, ввести его, оказывается, запрещалось бы под страхом штрафа в двадцать пять рублей И еще заявил, что гость новичок, дворянского звания, пришел сюда впервые. Это все било важно, потому что уставом запрещалось гостю приходить сюда больше трех раз в год. И еще он должен быть непременно из числа тех, кто мог бы по своему положению иметь права быть членом собрания. Гонецкий, скрывая насмешку, думал, что действительным членом собрания он, однако, стать не мог бы — на то имели право лишь купцы и потомственные почетные граждане. Но поскольку он дворянин, будь он москвичом, имел бы возможность претендовать на то, чтобы стать членом-посетителем, как и личные почетные граждане, профессора, аптекари, врачи, артисты, а также иностранцы… Дворяне и иностранцы.
Пока Стаховский писал, расплачивался и толковал с долгобородым, Гонецкий успел пробежать параграфы устава, пухлую и слишком легкую для своего объема книжицу в мягком сафьяновом переплете с рифленым цветным обрезом и золотым тиснением. В курьезно напыщенном стиле сообщалось, что «Московское купеческое собрание доставляет членам своим возможность проводить свободное от занятий время в обществе с пользою и удовольствием». Здесь разрешались «все коммерческие игры в карты и на биллиарде». «Сверх того по временам собрание дает музыкальные и другие вечера, балы, маскарады и еженедельные обеды». Алексей Николаевич узнал, что гостей одновременно может быть не более двенадцати, а на балах и до пятидесяти. И еще на балы допускаются женщины.
Сегодня же был бал, и потому самая богатая московская купчиха могла прийти туда, где вечерами собирались одни мужчины-купцы.
Гонецкий сразу узнал Веру Ивановну. Вокруг нее суетились несдержанные, развязные люди, слишком громко смеялись. Она была действительно статная, худая, с черными на пробор волосами.
Стаховский подвел к ней Алексея Николаевича.
— Корнет Гонецкий, — объявил он ей.
Вера Ивановна была одного роста с ним, глаза их оказались близко, она посмотрела внимательно, сказала с укоризной: