Санкт-Петербургская быль

Но сегодня иным духом веет из России. Она уже не та, какой была в семидесятых годах. В первые ряды революционного движения выдвинулась сила, которая тогда еще только выходила на первый план, а сейчас стала главной и ведущей: промышленные рабочие и возглавляющие их борьбу подпольные социал-демократические комитеты.

Россия идет к революции – это чувствовалось в нарастающем числе массовых политических демонстраций и стачек. В первых двух номерах «Искры» много говорилось об этом.

Теперь уже все видели: доброе дело делает «Искра». Как она нужна, как нужна России! Словно колокол на башне вечевой, сзывает она все честные и мыслящие силы в России объединиться для решающего штурма.

И вдруг недавно из Петербурга пришла весть, глубоко огорчившая Владимира Ильича и остальных членов редакции. Какой-то студент убил высокопоставленного царского сановника в ответ на его жестокие репрессии против революционного студенчества. Пахнуло чем-то старым, давно отжившим и ненужным…

Вера Ивановна слышит вдруг легкий стук в окно и вздрагивает.

– Кто там?

Она подходит к окну и отодвигает край занавески. Луна ярко светит, и ясно видна высокая, худощавая фигура человека с небольшой бородкой, в пенсне. Это типографский наборщик, человек, хорошо знакомый Вере Ивановне. Она идет открывать, и скоро оба уже сидят за столом и пьют подогретый кофе.

– Ну, что новенького у вас, товарищ Велика? – интересуется поздний гость. – Как пишется?

– Трудно… А вы откуда, Блюм?

– Случайно… На огонек заглянул. Вижу, не спите… Впрочем, я знал…

– Что знали?

– Понял, что вам трудно, да и Владимир Ильич мне об этом сказал. Я из типографии, мы с ним там виделись.

– С чем же вы, однако, пришли, Блюм? – спрашивает она, хмурясь. – Развлечь меня или, может, помочь? Ой, не хитрите, – грозит она пальцем наборщику. – По глазам вижу: у вас с Владимиром Ильичем сговор!

– Какой там сговор? – отозвался гость. – Просто он вас очень хорошо понимает. Его старший брат Александр Ульянов, как вы знаете, тоже ведь…

– Да, да, – перебила Вера Ивановна. – Я все это знаю, помню… И ради бога, – с раздражением продолжала она, – не заводите разговоры на эту тему. Не хочется мне об этом толковать.

Гость виновато заморгал и проговорил с комичным вздохом:

– Ладно, хозяюшка. Не буду, не буду…

Вера Ивановна опять пошла заваривать кофе.

– Ладно так ладно. Ну, развлекайте меня, раз пришли. Из Женевы что-нибудь есть? Плеханов скоро приедет?

Блюм (его полная фамилия Блюменфельд) не простой наборщик – он давний участник революционного движения, социал-демократ. Эмигрировал из России и давно связан с плехановской группой «Освобождение труда». Плеханов был для Блюма, как говорят, «и бог, и царь».

Но в последнее время наборщик все больше начинал восхищаться неисчерпаемой энергией, литературным талантом и прозорливой силой логики молодого Ульянова.

– Знаете, Вера Ивановна, – говорил Блюм, теперь уже отставив кофе и попыхивая папироской. – Этот человек – я об Ульянове толкую – просто сотворил чудо. Да, да, так все и считают. «Искра» всюду имеет успех!

– Да я и сама это вижу, Блюм!

– Нет, хочется все же понять, в чем тут дело? – продолжал наборщик. – Целых двадцать лет наша группа во главе с Жоржем пыталась наладить тесные связи с революционными организациями в самой России, а не выходило ничего, почти ничего. А смотрите что сейчас!

– Конечно, не сравнить, – соглашалась Вера Ивановна. – Это надо признать.

– Но вы поглядите, поглядите, вдумайтесь только: в Россиюшке уже работают десятки агентов «Искры», у нее все больше друзей везде, весь цвет нашей социал-демократии, а ведь вышло всего два номера «Искры»! Что же дальше-то будет? Нет, это что-то небывалое!

– Да согласна я с этим, господи, – улыбнулась Засулич. – «Искра» важная становится, и я рада для нее работать.

3

Потом они обсуждали уже написанную Верой Ивановной часть ее статьи. Наборщик предложил кое-какие поправки и скоро стал прощаться. Уходя, пожелал хозяйке:

– Исполать вам, исполать!.. Желаю успеха!..

Уже стоя на пороге, он вдруг сказал:

– А знаете, что нынче вечером говорил мне о вас Владимир Ильич?

– Что же он сказал?

– Ну вы, конечно, знаете, относится он к вам хорошо и глубоко вас уважает. А сегодня он как-то особенно тепло о вас говорил. Он считает, что, написав эту статью… Что это, пожалуй, будет второй нравственный подвиг в вашей жизни. Я видел: он очень тронут…

Проводив наборщика, Вера Ивановна снова присела к столу.

Спать она так и не легла в эту ночь, все писала. В тяжелых муках рождались страницы, и таких мук она, пожалуй, не переживала со времени сидения в «предварилке» после выстрела в Трепова.

Вспоминался следователь Кабат, и с острой болью она вдруг видела как бы въяве такую картину: тот же Кабат допрашивает студента Карповича и грозит ему розгами. И жаль было Вере Ивановне напрасной жертвы, так жаль, что она даже поплакала, когда писала: