«Мне помогли встать и усадили на стул…
Мне казалось, что я была все в той же комнате, где подавала прошение, но передо мною несколько влево у стены шла вверх широкая лестница без площадки, до самого верха противоположной стены, и по ней, спеша и толкаясь, с шумом и восклицаниями, спускались люди. Она тотчас приковала мое внимание: откуда взялась тут лестница, раньше ее как будто не было, и какая-то она точно не настоящая, а люди тоже не настоящие. „Может быть, мне это только кажется“, – мелькнуло тут же в голове. Но меня увели в другую комнату, и вопрос о лестнице так и остался у меня под сомнением, и почему-то целый день, как только оставят меня на минуту в покое, так она и вспомнится.
Комната, в которую меня перевели, была большая, гораздо больше первой; у одной из стен стояли большие столы, вдоль другой шла большая скамья. В комнате в этот момент было мало народу, – из свиты градоначальника, кажется, никого.
– Придется вас обыскать, – обратился ко мне господин каким-то нерешительным тоном, несмотря на полицейский мундир; какой-то он был неподходящий к этому месту и времени: руки дрожат, голос тихий и ничего враждебного.
– Для этого надо позвать женщину, – возразила я.
– Да где же тут женщины?
– Неужели не найдете? – И сейчас же придумала: – При всех частях есть казенная акушерка, вот за ней пошлите, – посоветовала я.
– Пока-то ее найдут, а ведь при вас может быть оружие. Сохрани господь, что-нибудь случится…
– Ничего больше не случится, уж лучше вы свяжите меня, если так боитесь.
– Да я не за себя боюсь, в меня не станете палить. А верно, что расстроили вы меня. Болен я был, недавно с постели встал. Чем связать-то?
Я даже внутренне усмехнулась: „Вот я же его учить должна?“
– Если нет веревки, можете и полотенцем связать.
Тут же в комнате он отпер ящик в столе и вынул чистое полотенце, но вязать не торопился.
– За что вы его? – спросил он как-то робко.
– За Боголюбова.
– Ага! – В тоне слышалось, что именно этого он и ожидал».
Можно себе только представить, как поразило чиновника поведение молодой особы, схваченной на месте преступления. Попалась, и уж ей не вырваться из сетей карающего закона. Для Трепова худшее уже позади (небось выживет), а для этой особы все только начинается, и заранее ясно, что ее ждет. Отчего ж она так странно безразлична к своей судьбе, помилуй бог! «За Боголюбова», – сказала она. Невеста, выходит? Или сестра? Чиновник смотрел во все глаза на Веру и терялся в догадках. Он даже внутренне содрогнулся, когда она сама же посоветовала, чем ее вязать, посоветовала с таким поражающим спокойствием.
Из записей Веры не видно, кто был этот чиновник. Но позже выяснилось, что это оказался надворный советник Греч, лицо небольшого ранга. По должности он, как и Курнеев, служил чиновником особых поручений при канцелярии. Недавно он перенес тиф, только на днях выписался из больницы и по слабости, что ли, или по другой причине все не связывал Вере руки. Но вот явился другой чиновник, молодой, здоровый и чином пониже Греча.