«Между тем весть, очевидно, уже распространилась в высоких сферах. Комната начала заполняться: один за другим прибывали особы военные и штатские и с более или менее грозным видом направлялись в мою сторону. В глубине комнаты появились солдаты, городовые. Мой странный (для данного места и времени) собеседник куда-то исчез, и я его больше не видела. Но стянули мне за спиной локти его полотенцем. Распоряжался какой-то шумный, размашистый офицер. Он подозвал двух солдат, со штыками на ружьях, поставил их за моей спиною и велел держать за руки. Отошел на середину комнаты, посмотрел, должно быть место не понравилось, перевел на другое. Уходя, предостерег солдат:
– Вы берегитесь, а то ведь она и ножом пырнуть может.
Мое предвидение, а следовательно, и подробная программа поведения не шла дальше момента побоев. Но с каждой минутой я все сильнее и сильнее радостно чувствовала (несмотря на вспомнившуюся лестницу), что не то, что вполне владею собой, а нахожусь в каком-то особом, небывалом со мной состоянии полнейшей неуязвимости. Ничто решительно не может смутить меня или хотя бы раздражить, утомить. Что бы ни придумали господа, о чем-то оживленно разговаривавшие в это время в другом конце комнаты, я-то буду спокойно посматривать на них из недосягаемого далека.
На несколько минут нас оставили в стороне, солдаты стали перешептываться.
– Ведь скажет тоже: связана девка, два солдата держут, а он: „Берегитесь – пырнет“.
– И где это ты стрелять выучилась? – шепнул он потом над самым моим ухом.
В этом „ты“ не было ничего враждебного – так, по-мужицки.
– Уж выучилась! Не велика наука, – ответила я так же тихо.
– Училась, да недоучилась, – сказал другой солдат, – плохо попала-то!
– Не скажи, – горячо возразил первый, – слыхать, очень хорошо попала, – будет ли жив!..»
Возможно, солдаты тоже кое-что знали про историю с Боголюбовым.
2
Поднятый с пола револьвер и письменное прошение, поданное девушкой Трепову перед выстрелом, показание Трепова и других свидетелей выстрела – все попало в руки срочно явившегося сюда следователя по особо важным делам господина Кабата. С первых же минут следствия ему начал помогать и сам начальник Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин.
Кто такая эта Козлова – вот что требовалось установить. Точный адрес, род занятий, имелись ли у нее сообщники.
В прошении был адрес – Зверинская улица, дом такой-то. И вот господину Кабату, слывшему довольно проницательным следователем и опытным специалистом своего дела, показалось важным начать следствие с проверки Зверинского адреса.
– Надо скорее туда ехать, – сказал следователь и предложил столичной сыскной «звезде» Путилину: – Айдате со мной вместе.
– А для чего? – пожимал плечами Путилин, человек с виду флегматичный и неторопливый. – Адрес-то липовый!
– Это еще надо установить, мой друг.
– А для чего? Вы мне ответьте, пожалуйста.