Санкт-Петербургская быль

«Рассудительный и хладнокровный, человек практики, каким он был, Фроленко имел громадный вес в организации, – позже расскажут о нем товарищи. – Ни одно серьезное дело не обходилось без того, чтобы Михайло, как звали его товарищи, не был призван для совета или участия… Сначала студент-технолог, студент-агроном, затем учитель-пропагандист; потом, на юге… бунтарь, прислушивающийся к народному брожению, чтобы поднять народное восстание…»

Ему-то вместе с Верой и было поручено основать в одной деревне «поселение». Эти поселения, под видом лавочки или чайной, были местом связи, куда заезжали на явку члены кружка «бунтарей». Здесь хранились седла и оружие на случай «горячего» дела.

Когда в кружке «бунтарей» решался вопрос об основании таких поселений, Фроленко где-то отсутствовал. Вера еще его не знала.

«И вот когда речь зашла о поселении в деревнях, – рассказывает сам Михайло, – то Вера Ивановна, не знавшая меня и даже никогда не видевшая, согласилась играть роль моей жены и сама отправилась… в деревню Цыбулевку, высмотрела там пустую хату, наняла ее якобы под чайную и поместилась в ней…»

Вера – хозяйка хаты. Одежда на мнимой содержательнице чайной самая простая, крестьянская, грубая. В этой одежде бывшую воспитанницу пансиона сестер Риль трудно узнать. Нелегко ей колоть дрова, топить печь, стряпать.

Но где же ее «муж», почему отсутствует? Одной не очень-то удобно жить. Да уже и соседей интересует, что за «чоловик» хозяин чайной.

Фроленко вспоминает:

«Я пришел поздней. Была весна и страшная грязь; меня взялись довезти только до одного торгового села, а дальше пришлось двигаться на своих двоих.

В нашем селе, расспрашивая, где поселилась моя „жена“, я наскочил, прежде всего, на сельское правление и писаря, который потребовал мой паспорт. Он взял его, понюхал, полизал языком и только тогда, найдя все в порядке, занес его в книгу… Мой паспорт удовлетворил писаря вполне, и он с радостью согласился на мое приглашение отпраздновать наше новоселье в ближайшее воскресенье. Старшина и староста, в свою очередь, обещали тоже прийти…

В воскресенье собрались у нас старшина, староста, писарь, лесничий, которого мы и не приглашали, и затем хозяин дома с женой. У них был в том же дворе еще и другой дом – хата. Вера Ивановна, украшая нашу хату лубочными картинками, купила и всю царскую семью и поместила ее в переднем углу около образов.

Начался пир. Чай, постная закуска – в то время был великий пост – и, главное, конечно, водка. Наши гости, малость подвыпив, неожиданно нас очень утешили и удивили. Они, глядя на портреты царской семьи, нисколько не смущаясь, принялись зубоскалить и отпускать двусмысленные замечания насчет царевен и царевичей».

Праздник новоселья кончился, по словам Фроленко, грустно. Гости перепились и затеяли драку.