Сатирические очерки

– Иностранец, – продолжал я, – который устремляется в незнакомую страну, чтобы рисковать своими деньгами, тем самым увеличивает обращающийся капитал, способствует своим талантом и своими денежными средствами развитию общества. И если он оказывается в проигрыше, то он герой, если в выигрыше, то это тоже справедливо, ибо он получает награду за свою полезную деятельность: он помог нам извлечь выгоды, которые мы не сумели бы извлечь сами. Иностранец, который обосновывается в нашей стране, вовсе не высасывает из нее денег, как вы полагаете: он непременно акклиматизируется, пускает глубокие корни, и через пять-шесть лет его уже нельзя считать иностранцем, да он и не может им быть; все новые его интересы и замыслы, а также семья прочно связывают его с новым отечеством; он проникается любовью к земле, которая создала ему состояние, к народу, из среды которого он выбрал себе подругу жизни; его дети уже ничем не отличаются от испанцев, а внуки его будут настоящими испанцами; вместо того чтобы выкачивать от нас деньги, он приносит нам свои и, вкладывая их в хозяйство страны, заставляет приносить нам пользу. Одновременно с денежным капиталом он обогатит нашу страну капиталом своего таланта, что не менее важно, чем деньги; он дает средства к жизни некоторому числу местных жителей, трудом которых он должен был воспользоваться; он добился улучшения в какой-то отрасли хозяйства; наконец, своей новой семьей он даже способствовал росту народонаселения. Прочно усвоив эти важные истины, многие разумные и мудрые правители призывали к себе иностранцев: именно своему широкому гостеприимству Франция обязана столь высоким уровнем процветания; благодаря иностранцам, которых Россия приглашала со всего света, она стала государством первостепенного значения в срок гораздо более короткий, чем другие государства успели утратить всякое значение; притоку иностранцев Соединенные Штаты обязаны тем, что… Однако по вашим нетерпеливым жестам я вижу, – заключил я, во-время прервав свою тираду, – что очень трудно убедить того, кто не хочет слушать доводы. Нет сомнения, если бы дать вам в руки власть, – наши надежды были бы более основательными!

Завершив свою филиппику, я отправился на поиски Сан-Деле.

– Я уезжаю, сеньор бакалавр, – объявил он. – В этой стране ничего не сумеешь сделать. Ограничусь только осмотром кое-каких достопримечательностей Мадрида.

– Ах, друг мой, – воскликнул я, – уезжайте с богом и не рискуйте потерей того небольшого запаса терпения, который вы еще сохранили: я уверен, что большинство наших достопримечательностей вам увидеть не удастся.

– Но почему же?

– Вы мне все еще не верите? А вспомните-ка, что я вам сказал по поводу намеченного вами двухнедельного срока.

Нетерпеливый жест господина Сан-Деле красноречиво говорил о том, что это напоминание ему не понравилось.

– Приходите завтра, – эти слова нам пришлось слышать со всех сторон: – сегодня никак нельзя. Лучше всего оставьте прошение, чтобы получить специальное разрешение.

Любопытно было видеть лицо моего приятеля, когда он услышал о прошении: ему припомнился и проект, и шестимесячные хлопоты, и…

Он не нашел ничего лучшего, как заявить:

– Я иностранец.

Нечего сказать, хорошая рекомендация для моих любезных соотечественников! С каждым разом изумление моего приятеля все возрастало, и вместе с тем он все меньше и меньше понимал нас. Мы потратили массу дней, чтобы увидеть те весьма немногие достопримечательности, которые еще сохранились в Мадриде.

Наконец, по прошествии этого необыкновенна долгого полугодия, – если вообще можно говорить, что одно полугодие длиннее другого, – мой приятель-француз вернулся на родину, проклиная Испанию, лишний раз убедив меня в том, в чем я был убежден и раньше, и увозя с собою не очень лестное мнение о наших обычаях. Он говорил, кроме того, что в течение целого полугодия он только и делал, что «приходил завтра», и всегда это «завтра» снова отодвигалось все дальше, в будущее. Оказалось, что самое лучшее или, правильнее было бы сказать, единственное, что он мог правильно и хорошо сделать, – это удалиться восвояси.