К тому же здравомыслящий читатель должен учесть, что мы, вопреки собственному желанию, потратили десять месяцев на то, чтобы изложить полдесятка мыслей, которые пришли нам в голову, может быть, в несколько часов. При этом мы вынуждены были излагать эти мысли не прямо, а обиняками, то есть тем единственным, хотя и нелепым способом, посредством которого их могли бы услышать те самые люди, которые как раз и не желают их понять. Уже с самого начала потеряв всякую веру в свои слабые силы, мы никогда не ставили перед собой задачи строить более обширные планы. Так как же нам не воскликнуть, отбрасывая перо: «Нет, мы не в состоянии писать здесь, в Испании! Разве наши идеи противоречат добрым помыслам или помыслам большинства людей?» Как же может не угнетать нас и не вызывать огорчения то обстоятельство, что мы легковерно рассчитывали на добрую волю друзей истины, которых в действительности, повидимому, среди нас не так уж много. По другому поводу мы уже писали, что повсюду, куда бы мы ни обращались, мы наталкивались на непреодолимую стену, пытаться сокрушить которую было бы безумием. Не лучше ли и нам положить своими собственными руками по кирпичику в эту стену, замкнуться в наших четырех стенах и перестать заниматься бесплодным гаданием о том, застигнет ли нас смерть, как баранов Касти, и суждено ли нам погибнуть жареными или вареными.[135]
Может быть, некоторым такая жизнь и покажется настоящим счастьем, которого мы нигде не можем найти. Пусть же господь бог держит это счастье где-нибудь там у себя и выдает тем, кому оно подходит; что же касается нас, простодушных болтунов, то нас такое счастье никак не устраивает.