Сатурналии

Трижды из рук моих материнская тень ускользала;

Острой жалостью больше еие омрачилося сердце [Од. 11, 204 - 208].

(9) Погребение Палинура изображено так же, как погребение Патрокла. Одно начинается [так]:

[Сложен высокий костер] из дубовых стволов и смолистых

Веток [6, 214 - 215].

Другое - этак:

Взяв топоры древорубиые в руки [и верви крутые.

Воины к рощам пускаются ] [Ил. 23, 114-115].

И в другом месте:

Быстро сложили костер, в ширину и в длину стоступенный [Ил. 23, 164].

(10) А насколько похожи [памятные] знаки [на] том и другом [погребальном] кургане!

Благочестивый Эней, курган высокий насыпав,

Сам возложил на него трубу, весло и доспехи,

Возле подножья горы, что доныне имя Мизена

Носит и впредь сохранит его на догие годы [6, 232 - 235].

Тело когда сгорело с доспехами мертвого вместе,

Мы насыпан/ холм над могилой его и воткнули

Крепкое сверху могилы весло - [об умершем на память ] [Од. 12, 13 - 15].

(11) Смерть и брат ее Сон [на другом обитают пороге] [6, 278].

Там со Сном повстречался, братом возлюбленным Смерти [Ил. 14, 231 ].

(12) Сладостным светом дневным и небом тебя заклинаю.

Памятью старца - отца и надеждой отрока Юла, -

Мне избавление дай: отыщи Ведийскую гавань {13} [6, 363 - 365].

{13 Между словами «Мне избавление дай» и «отыщи Ведийскую гавань» в цитате Макробия расположены строки:

...his invicte malis, aut tu mihi terram

inice, namque potes...}

(13) Именем близких твоих, оставшихся дома, молю я,

Ради супруги с отцом, воспитавших тебя с малолетства.

Именем сына молю Телемаха, живущего дома. -

Знаю ведь я. что отсюда, из дома Аида, уехав.

Снова к острову Эи направишь корабль соразмерный:

Там обо мне не забудь и без погребенья и плача,

Я умоляю, меня не оставь, как на остров приедешь.

Чтоб повода даже для гнева богов не явилось;

Фруп мой сожженью предай с моими доспехами вместе.

Холм погребачьный насыпь возле берега моря седого

Мужу жалкому, чтобы и в будущем знали потомки.

Просьбу другую исполни: весло водрузи над могилой.

Коим при жизни я греб, находясь меж друзьями живыми [Од. 11. 66 - 78].

(14) Видеть мне было дано и Земли всеродящей питомца

Тития: телом своим распластанным занял он девять

Югсров: коршун ему терзает бессмертную печень

Клювом - крючком и в утробе, для мук исцеляемой снова,

Роется, пищи ища, и гнездится под грудью высокой,

И ни на миг не дает отрастающей плоти покоя [6, 595 - 600].

(15) Тития видел я там. Земли знаменитого сына:

Он по земле распростерся на целые девять пелетров.

Коршунов пара сидела на нем по бокам, пожирая

Печень, внутри перепонку клевала.

Не мог отогнать он

Их рукой: обесчестил когда-то он прежде Латону,

В Пифу идущую через луга Панопеи широкой [Од. 11, 576 - 581].

(16) Если бы сто языков и столько же уст я имела.

Если бы голос мой был из железа, - я и тогда бы

Все преступленья назвать не могла и кары исчислить! [6, 625 - 627].

Всех же бойцов рядовых не могу ни назвать, ни исчислить.

Если бы десять имел языков я и десять гортаней.

Если б имел неслабеющий голос и медные персн [Ил. 2, 488 - 490].

(8 , 1) С берега львиный рык долетает гневный: ярятся

Звери и рвутся с цепей, оглашая безмолвную полночь;

Мечется с визгом в хлеву свиней щетинистых стадо,

Грозно медведи ревут, завывают огромные волки, -

Все, кого силою трав погубила злая богиня [Цирцея. - В. З. ],

В диких зверей превратив и обличье отняв человека [7. 15 - 20].

Те за лесом жилище нашли на возвышенном месте,

Дом из камней, хорошо полированных, нимфы Цирцеи.

Горные волки и львы перед домом прекрасным лежали;

Снадобья злого им дав. - Цирцея их заколдовала [Од. 10, 210 - 213].

(2) Что вам нужно? Зачем, какой гонимы нуждою

Вы чрез столько морей к берегам пришли Авзонийским?

Сбились ли вы с пути, принесла ли вас непогода

(Бури нередко пловцов застигают в море открытом) [7, 197 - 200].

Кто вы, гости? Откуда по влажной приплыли дороге?

Иль по делу какому, иль рыщете вы безрассудно.

Словно пираты морские, которые рыщут повсюду.

Жизнью играя своею, насилья чиня чужеземцам? [Од. 3. 71 - 74].

(3) Так средь туч дождливых лебедей белоснежная стая

С пастбищ обратно летит и протяжным звонким напевом

Все оглашает вокруг, и ему Азийские вторят

Топь и поток [7, 699 - 702].

Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи,

Диких гусей, журавлей иль стада лебедей долговыйных

В злачном Азийском лугу, при Каистре широкотекущем.

Вьются туда и сюда и плесканием крыл веселятся,

С криком садятся противу спящих и луг оглашают [Ил. 2, 459-463].

(4) В поле летела она по верхушкам злаков высоких,

Не приминая ногой стеблей и ломких колосьев,

Мчалась и по морю, путь по волнам пролагая проворно,

Не успевая стопы омочить в соленой пучине [7, 808 - 811].

Бурные, если они по полям хлебородным скакали,

Выше земли, сверх колосьев носилися, стебля не смявши;

Если ж скакали они по хребтам беспредельного моря,

Выше воды, сверх валов рассыпавшихся, быстро летачи [Ил. 20, 226 - 229].

(5) Мясо с бычьих хребтов вкушают Эней и троянцы,

Также и части берут, что для жертв очистительных нужны.

Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей,

Начал владыка Эвандр... [8, 182 - 185].

Но Аякса героя особо хребтом бесконечным