Сатурналии

(10) "Если ты держишься того мнения, - сказал Симмах, - будто Марон не мыслит ни в чем, кроме поэтического мастерства, - [и] хотя ты отказал ему же даже в этом звании - [все же] послушай, что он сам повествует о разнообразной учености своего произведения. Ведь письмо самого Марона, в котором он обращается к Августу, начинается так: (11) "Право, я получаю от тебя многочисленные записки", - и ниже [продолжается]: "Если бы, клянусь Геркулесом, у меня было ныне [что-нибудь], достойное твоих ушей, [то] я охотно послал бы [тебе кое-что] именно из моего "Энея". Однако [это] такая незавершенная вещь, что мне кажется, будто я приступил к такому труду чуть ли не по недостатку ума, так как ради этого труда я отдаюсь также другим и притом гораздо более превосходным занятиям". (12) И эти слова Вергилия подтверждает богатство содержания [его труда], которое упускают почти все малообразованные словесники, так как грамматику не позволяется знать ничего сверх истолкования слов. Таким образом, эти [вот] милые люди установили для себя некоторые пределы и как бы какие-то рубежи и заклятия [для] знания, за которые если бы кто-нибудь осмелился выйти, [то] следовало бы считать, что он заглянул в храм богини, которой устрашаются мужчины. (13) Однако мы, кому простодушная Минерва не к лицу, не допустили бы, чтобы были скрыты сокровенные глубины внушающего благоговение сочинения, но, [напротив], позволили бы открыть для посещения [его] покои, отыскав благодаря попечению учителей доступ к скрытым смыслам [произведения]. (14) И чтобы не казалось, что я один хочу все [это] охватить, я обещаю показать самые сильные риторические находки или представления в Вергилиевом труде, но [и] у Евсевия, красноречивейшего из ораторов, я не отнимаю суждения об ораторском искусстве Марона, которое он очень хорошо сможет исследовать благодаря учености и опыту обучения. Всех остальных, кто [здесь] присутствует, я настоятельно просил бы как бы в складчину принести [все то], что каждый из вас особенно отметил для себя относительно дарования Марона".

(15) Эти слова удивительным образом вызвали оживление у всех присутствующих, и никто, проникаясь желанием послушать других, не подумал, что и его [самого] вправе попросить о том же самом одолжении. Итак, воодушевленные взаимным поощрением, они легко и охотно согласились [высказаться], и все, смотря на Претекстата, просили, чтобы он первым объявил свое мнение, в то время как прочие вознамерились следовать [в речах] порядку, в котором [им] случилось сидеть [за столом]. (16) И [тогда] Веттий [начал]: "Так вот, среди всего, из чего вырастает слава Марона, я, усидчивый читатель, восхищаюсь тем, что он, словно преподававший понтификальное право, ученейшим образом сохранил его во многих и различных частях своего труда, и я предсказываю, [даже] если бы беседа не дошла до такого [важного] рассуждения: быть [тому], чтобы нашего Вергилия признали верховным жрецом".

(17) После него Флавиан говорит: "У нашего поэта я нахожу такое знание авгурального права, что его возвысило одно только это свидетельство, [даже] если бы оставили [в стороне его] ученость в других науках". (18) Затем высказался Евстафий: "Больше всего я похвалил бы [то], сколько [много] он, лукавый, как бы занимаясь другим [делом], перевел из греков то посредством искусного притворства, то посредством явного подражания, если бы меня не охватило очень большое восхищение от астрологии и всей философии, которую он, расчетливый и рассудительный, никоим образом [за это] не порицаемый, рассыпал по своему произведению".

(19) Сидящий по другую сторону Претекстата Фурий Альбин и [сидящий] возле него Цецина Альбин, оба хвалили у Вергилия страсть к старине, один в стихах, Цецина в [обычных] словах. (20) Авиен [же] изрек: "Я не позволю себе осмелиться провозгласить какое-нибудь одно из Вергилиевых достоинств, но я более удачно выскажусь, выслушав [все], что вы ни скажете, если что-нибудь из этого мне или покажется примечательным, или уже показалось [таковым]. Совсем недавно вы упомянули, что следует потребовать от нашего Сервия, чтобы он, безусловно величайший из всех словесников, сделал известным [все], что ни покажется [нам] темным". (21) Когда это было сказано и понравилось всем собравшимся, Претекстат сказал, так как увидел обращенные к нему лица всех [присутствующих]: "Потому что философия является даром богов и наукой наук, надо уважить [ее правом] вступительного слова, в связи с чем Евстафий мог бы припомнить, что ему [всегда] уступали первое место при обсуждении, когда шло изложение всякого разного. За ним последуешь ты, мой [дорогой] Флавиан, чтобы я и отдохнул, слушая вас, и после некоторого молчания восстановил силы, чтобы говорить".