— Карты, — сказал Карелла. — Кости. Любую игру, где он сможет сделать небольшую ставку и быстро получить наличные.
— Вот оно что! — воскликнул Кори. — Понятно.
— Yiy.
— Ты имеешь в виду азартную игру.
— Угу.
Воцарилось молчание.
Кори курил.
Карелла ждал.
— Боюсь, Стив, — сказал наконец Кори, — что я не знаю, как помочь твоему другу.
— Не знаешь?
— Очень жаль, но не знаю.
— Плохо, — сказал Карелла.
— Дэ, но на моем участке не играют в азартные игры.
— Не играют?
— Нет. Во всяком случае, мне об этом неизвестно, — сказал Кори и улыбнулся.
— Хм.
— Так-то, — сказал Кори и снова затянулся сигаретой.
И снова воцарилось молчание.
— Очень плохо, — сказал Карелла, — а я надеялся, что тебе известно, где идет игра.
— Нет, нет.
— Ну, тогда, значит, мне придется поискать самому, — сказал Карелла и ухмыльнулся. — Конечно, это дорого обойдется, потому что мне придётся заняться этим в свободное время.
— Да, — сказал Кори. — Понимаю.
— Угу.
— Я бы мог… порасспросить. Может быть, кто-нибудь из ребят в курсе.
— Не думаю, чтобы ребята знали, а ты не знал, Ральф, а?
— Бывает иногда, — сказал Кори. — Ты не поверишь.
— Вот именно.
— Что?
— Я говорю, что не поверю.
— Ну, ладно, — сказал Кори, вставая, — я порасспрошу, Стив, посмотрю, чем смогу тебе помочь.
— Присядь-ка на минуту, Ральф, — сказал Карелла и улыбнулся. — Еще сигарету?
— Нет, нет, спасибо, я стараюсь курить поменьше.
— Ральф, — сказал Карелла, — ты не хочешь рассказать мне об игре, которая шла в подвале дома по Пятой Южной, 4111?
Надо отдать должное Кори, подумал Карелла. Ни один мускул на его лице не дрогнул, он даже не моргнул глазом, а просто сидел напротив Кареллы и смотрел на него в упор несколько мгновений, потом переспросил:
— 4111?
— Угу.
— На Пятой Южной?
— Угу.
— Не знаю, о какой игре ты говоришь, Стив. — Кори выглядел искренне удивленным. — Карточной?
— Нет, об игре в кости, — сказал Карелла.
— Надо будет разузнать. Этот дом ведь на моем участке, ты знаешь.
— Да, я знаю. Садись, Ральф, мы еще не кончили.
— Я думал…
— Садись. — Карелла снова улыбнулся. — Ральф, человек, который устраивал эту игру, кончил тем, что ему всадили топор в голову. Его звали Джордж Лэссер, смотритель здания. Ты его знаешь, Ральф?
— Конечно.
— Я думаю, Ральф, что возможна связь между игрой и убийством.
— Ты так думаешь?
— Да. Это придает игре особое значение, не так ли? Тогда это игра, связанная с убийством.
— Похоже на то. Если здесь действительно связь.
— Ральф, если между игрой и убийством есть связь и если окажется, что кто-то в полиции сознательно скрыл, что игра шла в подвале дома 4111, где был убит человек, это может оказаться очень серьезным делом.
— Наверное.
— Тебе, Ральф, было известно об игре?
— Нет.
— Ральф?
— Да?
— Мы ведь все равно узнаем.
— Стив…
— Да?
— Я уже давно служу полицейским. Не учи ученого. — Кори улыбнулся. — Человек, который устраивал эту игру, мертв. Если я получал свою долю, Стив, — заметь, я говорю «если», — если я получал свою долю, то единственный человек, который мог знать об этом, помимо меня, был тот, кто вел игру, верно?
А он мертв, Стив. Его убили топором, Стив. Так кого ты хочешь обдурить?
— Ты мне не нравишься, Кори, — сказал Карелла.
— Я знаю.
— Ты мне не понравился с первой минуты, когда я тебя увидел.
— Это я тоже знаю.
— Если ты связан с этим…
— Я не связан.
— Если ты связан с этим, Кори, если ты ставишь мне палки в колеса и затрудняешь расследование этого дела…
— Я ничего не знаю об этой игре в кости, — сказал Кори.
' — Если ты знаешь, и я точно выясню, что ты знаешь, то держись, Кори, я из тебя котлету сделаю. Ты уже никогда не очухаешься.
— Спасибо за предупреждение, — сказал Кори.
— А теперь выметайся отсюда ко всем чертям.
— Великий детектив, — пробурчал Кори и покинул комнату сыскной группы.
Он улыбался.
Но он был встревожен.
Жильцам дома в районе трущоб нет дела до того, смогут ли полицейские раскрыть преступление, которое они расследуют. Более того, если в любое время года провести опрос обитателей любого многоквартирного дома, где они арендуют жилье, то, вероятно, обнаружилось бы, что девяносто девять процентов из них хотят, чтобы все полицейские в мире немедленно окочурились. Ну, разве что не в апреле. В апреле воздух мягкий и дует благоуханный ветерок, и царит братская любовь, даже к полицейским. Возможно, что в апреле жильцы пожелали бы только, чтобы всех полицейских в городе сбили автобусы и покалечили, но не убили.
Но был январь.
У Коттона Хейвза дел было невпроворот.
Начать с того, что какой-то тип не пускал его в подвал.