Затуманенным взглядом Гуденко смотрел на Ольгу Алексеевну, стараясь выразить на своем лице полное недоумение, хотя давно уже понял, чего от него добиваются. Думать о какой-нибудь провокации было лень. Не только сами хлопоты, но даже мысль о них вызывала у него полный упадок сил. Мало, что ли, он потрудился, дрожа как осиновый лист, переписывая всю ночь письма к Степняку? А если не к делу, так не угодно ли самой пальчиком шевельнуть? Привыкла загребать жар чужими руками... А в комнате так светло от яркой люстры, так пахнет хорошими духами, да и сама Ольга Алексеевна очень недурна сегодня в сдерживаемой ярости. Правда, не в его вкусе. А ведь и он мог бы жить в такой же атмосфере сияния, беззаботности, благоухания, если бы не умер отец, если бы он не был так беспечен, если бы не проклятая крестьянская реформа...
А Ольга Алексеевна, не проявляя ни малейшей беззаботности, продолжала:
— Надеюсь, вы меня понимаете? Вольтер говорил: если бога нет, его надо выдумать.— И, заметив осоловелый взгляд Гуденко, прикрикнула: — Очнитесь! Вы слышали о Вольтере?
Как эта накрашенная дрянь презирает его! Гуденко сразу приободрился и ответил:
— Мадам, я читал не только Вольтера, но и здешнего модного писателя Оскара Уайльда. Он утверждает, что интересны только мужчины с будущим и женщины с прошлым. Надеюсь, что этот комплимент вы не сочтете за кабацкий?
Новикова вспыхнула. Такой балбес, а попал в самое больное место. Женщина с прошлым! Припечатал. Из последних сил сдерживая себя, она сказала спокойно:
— Ваше будущее, вероятно, очень безотрадно. В особенности если я не узнаю о заговоре, который ваши подопечные затевают в Лондоне. О любом заговоре. Тут фантазии дается полный простор. В противном случае я доведу до сведения начальства о вашей нерадивости, нерачительности,— она нарочно подбирала самые забытые, архаические слова, чтобы подчеркнуть древность своего рода, чтобы дать понять этому безродному, как ей казалось, субъекту пропасть, лежащую между ними. И вдруг устала, ослабела и коротко закончила:
— Понятно? Можете идти.
Домой Гуденко добирался пешком.
Цель и средства
Из Ньюкасла Степняк вернулся под вечер. Лил проливной, не декабрьский дождь. Лиц встречных не видно, с зонтов — ручьями вода. Рождественские витрины магазинов были освещены еще и в Ньюкасле, но теперь уже зажглись уличные фонари, и свет их отражался в лужах.
И вдруг он поворотил к двери цветочного магазина. Там было светло как днем и пусто. Он вдохнул всей грудью весенний запах сырой земли, душный аромат тубероз и попросил завернуть несколько курчавых сиреневых хризантем.
— Благодарю вас, сэр,— сказала хорошенькая скучающая продавщица. — Погода ужасная.
— Я наследил тут, извините...
— Что вы! Приятно, когда в такой вечер к нам приходят за цветами.
Он знал, что порадует Фанни, хотя радовал больше самого себя. Вот так, среди зимы, не по какому-то торжественному случаю принесет в дом прелестный, необязательный подарок. В жизни, какую он сам себе выбрал, надо хоть изредка сбрасывать с себя оковы необходимости.
— До свидания, мисс. Вы очень любезны.
И снова — проливной дождь, радужное сияние фонарей, струи срываются с зонта...
Чтобы попасть домой, надо пересечь линию одноколейки. Там у перехода открывался кусок свободного незастроенного пространства, там было видно небо. Он любил, возвращаясь домой в час заката, смотреть на пылающую полоску между насыпью полотна железной дороги и вагонами, ползущими на высоких колесах. Чудилось, вот-вот откроется у горизонта простор нездешних полей, зубчатая кромка елового леса, деревенская даль и ширь. Почти что свидание с родиной. А в хмурые вечера воображение тревожил огненный глаз паровоза, вылетающего из-за поворота, и тоже вызывал смутные воспоминания о побегах, погонях, преследованиях...
Фанни не было дома. На столе лежала записка, она ушла к Энгельсу. Луиза Каутская сегодня у родственников на семейном празднике. Старика не следует оставлять в одиночестве. Ужин на плите.
На журнальном столике несколько писем и газет поджидают его. Они накопились за время его отсутствия. Он побывал у Пиза, читал лекции мастерам-деревообделочникам, выступил с речью на митинге краснодеревщиков. Это были дни, полные доброй зависти к его лучшему другу в Англии и ночных элегических излияний, невольно возвращавших к годам юности. Пиз социалист, он возглавляет тред-юнион деревообделочников. Рабочие его знают, и они для него не безликая масса. Почти у каждого имя, характер, биография, сложные отношения С товарищами. Это среда, где Пиз живет и действует, мир, на который он влияет. Так когда-то и у него было в Питере в казармах ткачей и на квартире Обнорского, где собирались фабричные.