Сдвиг времени по-марсиански

В дверь постучали. Это не мог быть ганимедянин, поскольку ему нечем было стучать. Поднявшись на ноги, Чак подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла земная девушка.

Глава 3

Хотя перед отлетом ее ждала еще тысяча дел, относящихся к новой, неоплачиваемой работе в Службе здоровья и социального обеспечения, доктор Мэри Риттерсдорф все-таки выкроила время для одного личного дела. Она прилетела на реактивном такси в Нью-Йорк, на Пятую авеню, в офис Джеральда Фелда, продюсера «Шоу Банни Хентмэна». Неделю назад она передала ему подборку самых лучших, по ее мнению, текстов Чака. Пришло время выяснить, есть ли шансы у ее мужа (точнее, у бывшего мужа) получить работу.

Если Ритгерсдорф сам не в состоянии подыскать себе приличное место, то этим займется она. Это необходимо хотя бы потому, что весь следующий год ей и детям придется рассчитывать только на доходы Чака.

Выйдя из машины на крыше здания, Мэри опустилась на девяностый этаж, подошла к стеклянной двери и, подождав немного, вошла в приемную кабинета Джеральда Фелда.

За столиком сидела секретарша — привлекательная, ярко накрашенная блондинка в облегающем свитере ажурной вязки. Глядя на нее, Мэри внутренне возмутилась: разве можно женщине с такой полной грудью следовать моде только потому, что бюстгальтеры стали дурным тоном? В данном случае простая практичность требовала наличия бюстгальтера. А эти неестественно торчащие благодаря операции соски? Это уж слишком. Мэри раскраснелась от негодования.

— Слушаю вас.— Секретарша посмотрела на Мэри через витиеватый монокль. Когда ее взгляд встретился с холодными взглядом Мэри, соски у нее тотчас опустились, будто поникли от страха.

— Мне необходимо видеть господина Фелда. Я доктор Мэри Риттерсдорф, и у меня очень мало времени; я отбываю на лунную базу агентства «ТЕРПЛАН» в три часа дня нью-йоркского времени.

Мэри произнесла эту фразу сухим, требовательным тоном, которым — в силу профессии — владела довольно неплохо.

После серии формальностей Мэри наконец получила разрешение войти. Джерри Фелд сидел за столом, имитированным под дуб,— натуральный дуб отсутствовал на планете по крайней мере лет десять — и увлеченно просматривал видеоленту с рабочим материалом.

— Минуточку, доктор Риттерсдорф,— пробормотал он и указал на стул. Мэри села, положила ногу на ногу и закурила.

На экране Банни Хентмэн представлял германского магната прошлого века. В синем с отворотами костюме он стоял перед советом директоров и доказывал им, каким образом новый автономный плуг, производимый картелем, мог бы использоваться в военных целях. Четыре плуга, соединенных вместе, образуют не просто большой плуг, а установку для запуска реактивных снарядов. Банни изъяснялся с сильным немецким акцентом и представлял свой замысел как гениальное изобретение. Фелд периодически хмыкал.

— У меня не так много времени, господин Фелд,— произнесла Мэри, четко выговаривая слова.

Продюсер неохотно остановил видеозапись и повернулся к ней.

— Я показал Банни рукописи. Он проявил к ним определенный интерес. Понимаете, ваш муж пишет в несколько бесстрастном, я бы даже сказал, суховатом стиле, однако ситуацию передает весьма достоверно. Когда-то такое изложение...

— Я знаю,— прервала его Мэри.— Я выслушивала эти тексты много лет, он всегда проверял их на мне.— Она несколько раз нервно затянулась.— Скажите, сможет ли муж работать на Банни Хентмэна?

— Не могу сказать ничего определенного, пока господин Риттерсдорф сам не встретится с Хентмэном; одного вашего желания...

Дверь кабинета открылась, и вошел Банни Хентмэн.

Мэри впервые увидела знаменитого телевизионного комика не на экране, а в жизни, и ей стало интересно: сильно ли он отличается от своего телеобраза? Он выглядел чуть ниже ростом и намного старше, на затылке — солидная лысина. Действительно, в обычной обстановке Банни напоминал продавца вторсырья из Центральной Европы: помятый костюм, редеющие всклокоченные волосы, из угла рта торчит окурок сигары.

Но его глаза! В них светилась необыкновенная теплота, хотя и с оттенком настороженности.

Мэри встала, продолжая разглядывать знаменитого комика. На экране глубина его взгляда не была так заметна: в серых глазах отражался не только ум, а нечто большее... Что именно, она понять не могла. И кроме того...

Вокруг Банни Хентмэна, как ни странно, висела аура страдания. Его облик, лицо, фигура казались пропитаны им.

«Да,— решила Мэри,— вот что выражают его глаза — страдание. Именно. Память боли. Очень давней боли, которую он не забыл и никогда не забудет. Банни Хентмэн пришел в этот мир, чтобы страдать,— неудивительно, что он стал великим комиком. Комедия для него — борьба, желание забыться, отбросить нравственную боль... Наверное, именно здесь кроется причина его огромной популярности».

— Бан,— сказал Фелд,— это доктор Мэри Риттерсдорф; ее муж написал те самые тексты для роботов ЦРУ, которые я показывал тебе в прошлую среду.

Комик протянул руку. Мэри пожала ее и сказала:

— Господин Хентмэн...