Се человек

— С тобой все в порядке, если ты будешь трезво мыслить. Может быть, небольшое количество нарциссизма…

— Кто-то говорил мне, что я слишком ненавижу себя.

— Ты всего лишь слишком много думаешь о себе…

Он держал свой обрезанный пенис и глядел на него с сентиментальной нежностью.

— Ты — единственный друг, который у меня есть. Единственный мой друг…

Часто пенис оживал в его мыслях, становясь приятным другом, дарителем удовольствия. Немного озорник, но всегда приводил его к неприятностям.

Матовые серебряные кресты, лежащие на поверхности сверкающего моря.

Плюх!

Деревянные кресты падают с неба.

Плюх!

Разрывают поверхность моря, раскалывают серебряные распятия на куски.

— Почему я уничтожаю все, что люблю?

— О, Боже, прекрати эту сентиментальную подростковую чушь, Карл, пожалуйста!

Плюх!

Через все пустыни Аравии прошел я, раб солнца, в поисках моего Бога.

— Время и личность — две большие тайны.

Где я?

Кто я?

Что я?

Где я?

9

Пять лет в прошлом.

Почти две тысячи лет в будущем.

Лежа в горячей потной постели с Моникой.

Еще одна попытка сделать любовь нормальным путем постепенно перешла в исполнение с небольшими отклонениями акта, который, кажется, удовлетворял ее лучше, чем другие способы.

Их настоящие любовные игры и завершение акта были еще впереди. Как обычно, это должно было произойти словесно. Как обычно, кульминацией являлся гневный спор.

— Полагаю, ты собираешься сказать мне, что снова не удовлетворен, сказала она и забрала зажженную им сигарету.

— Мне хорошо, — сказал он.

Они лежали некоторое время, пока курили. Постепенно, несмотря на уверенность в том, что знает, каков будет результат, он заговорил:

— Смешно, не правда ли? — начал он.

Он ждал ее ответа. Пусть потянет с ним еще немного, если хочет.

— Что? — спросила она наконец.

— Все. Ты проводишь день, пытаясь помочь невротикам с их сексуальными проблемами. И ты проводишь ночи, делая то же, что и они.

— Не в такой степени. Ты знаешь, что вопрос тут в мере.

— Это ты так считаешь.

Он повернул голову и посмотрел на нее, подсвеченную блеском звезд, проходившим через незашторенное окно. Худощавые черты лица, рыжие волосы и спокойный, профессиональный, убеждающий голос психиатра.

Голос ее был мягким, благоразумным, неискренним. Только случайно, когда она становилась особенно возбужденной, голос выдавал ее настоящий характер.

Она, думал он, никогда, кажется, не расслабляется, даже во сне. Глаза вечно настороженные, движения — обдуманные. Каждый ее дюйм находится под защитой, почему, вероятно, она и получает так мало удовольствия из-за обычных способов любви.

Он вздохнул.

— Ты просто не можешь расслабиться, не так ли?

— О, заткнись, Карл. Если ты ищешь невротика, то посмотри на себя.

Они широко использовали психологическую терминологию, чувствовали себя счастливее, если могли дать чему-нибудь название.

Глогер откатился от нее, нащупав пепельницу на туалетном столике и одновременно посмотрев на себя в зеркало.

Он увидел желтоватое напряженное лицо мрачного еврейского священника, в голове которого полно образов и неразрешимых навязчивых идей, а в теле противоречивых желаний. Он всегда проигрывал эти споры с Моникой. Она доминировала в их паре, по крайней мере словесно.

Такая перепалка часто казалась ему более извращенной, чем любовные забавы, где, во всяком случае обычно, его роль была мужской. В последние дни, решил он, поведение мое было существенно пассивным, мазохистским, нерешительным. Даже гнев, довольно частый, ни к чему не приводил.

Моника была на десять лет старше его, на десять лет ожесточеннее. Он был убежден, что как личность она обладала большим динамизмом. И все же, у нее было много неудач в работе. Она становилась все циничнее, но еще надеялась на блистательные успехи с пациентами.

Мы пытаемся сделать слишком много, вот в чем беда, думал он. Священник в исповедальне дает отпущение грехов, психиатр старается излечить, и, в большинстве случае, оба терпят неудачу. Но, по крайней мере, они пытались, думал Глогер, а затем спрашивал себя, является ли это, в конце концов, добродетелью.

— Я поглядел на себя, — сказал он.

Не заснула ли она?

Он оглянулся.

Ее настороженные глаза были открыты, и она смотрела в окно.

— Я поглядел на себя, — повторил он. — Как делает это Джанг: «Как я могу помочь этим людям, если я сам беглец от действительности и, возможно, еще страдаю неврозами?» Вот что Джанг спрашивал у себя.

— Этот старый сенсуалист!.. Этот старый рационалист своего собственного мистицизма. Неудивительно, что из тебя не получился психиатр. — Я все равно не стал бы хорошим врачом. Это не имеет ничего общего с Джангом…

— Не вымещай на мне свое разочарование…

— Я хотел помогать людям, но не мог найти пути к ним. Ты сама говорила, что чувствуешь то же самое, что считаешь все бесполезным.

— После тяжелой недели работы я могу так сказать. Дай мне еще сигарету.

Он открыл пачку, сунул две сигареты себе в рот, прикурил их и протянул одну ей.

Почти бессознательно он заметил, что напряженность возрастает.