Себя преодолеть

— Словил по зубам? И поделом, — проворчал он, запирая камеру. — Опять бесился со своими кошмарами... — И погрозил кулаком.

В дежурке надзиратель решил, что все дело в условиях. «Завоюй место в жизни! Без борьбы человек каша, навоз, кукла с разжиженными мозгами».

Он самодовольно крякнул и сказал вслух:

— То ли дело я, например! — И весело закончил: — Акдов не помешает. — Привычно перевернул слово.

Он вытащил флягу. Нацедил водки в крышку и запрокинул голову, шевеля крупным кадыком.

Темень за окном отступила. И электрический свет в комнате казался слабым. Прежде чем навестить приятеля, надзиратель постоял у окна. Он чуть хмыкнул, представив, что заключенных скоро выстроят на плацу. И он, сильнее и шире любого из них, будет в центре. «Как в тех палацетто, паласах, халле, залах... — Надзиратель засмеялся, довольный своей памятью. — И глаза у людей такие же настороженные, жадные, удивленные».

С нарушителями тюремной дисциплины он обходился по-своему. Брал человека за полосатую куртку на лопатках и за штаны. И... выхватывал вверх на вытянутые руки. Потом швырял на землю.

У людей вырывался стон. Точь-в-точь как в залах после удачного подхода.

1963 г.

Господин Тальк

«Судьи! Никому из них не хотелось испытать гнев толпы. Вот почему они и засчитали Шорту последний подход в жиме. А разве это был жим? Форменное жульничество с выкручиванием штанги...»

Все утренние газеты взахлеб комментировали случившееся. Но самого важного репортерам так и не удалось пронюхать.

Грустное и запоминающееся это зрелище — коридор и раздевалки к финалу соревнований. На столах, стульях, на полу — обглоданные лимоны. Вдоль стен — пустые бутылки, бумажные стаканы, смятые газеты. И никакие вентиляторы не способны очистить воздух. Кажется, сами стены источают тяжелый запах пота и едких растирок.

Все участники первенства мира уже закончили соревнования. Остались двое: Шорт и Стэнли Виколь.

«Последнее испытание», — подумал с облегчением Стэнли, усаживаясь поудобнее на стул.

«Только бы не сдрейфил», — молил судьбу менеджер и с неприязнью поглядывал на массажиста.

«Впереди шесть попыток: три у Шорта и три у Виколя, — думал массажист. — И если этот дурак будет все время совать свой нос куда не следует... — Он искоса посмотрел на менеджера и не удержался: — Боже, и такие олухи командуют! Нет, больше с ним не поеду».

Стэнли давно знал массажиста. Старик много повидал на своем веку. Высох и сморщился в свои шестьдесят лет. Острое, в сетке морщин, подвижное лицо. Воспаленные глаза. Тщедушное, составленное из острых углов, костлявое тело. Зато никто из молодых не мог угнаться за ним в работе. Поэтому его терпели.

Он считал, что подлецов и пролаз среди людей, призванных богом распоряжаться человеческими судьбами, гораздо больше, нежели честных людей. И поэтому не тратил времени на выяснение, достойный ли человек перед ним или нет. Начальник?! Достаточно!

«Менеджер — новичок в команде и, конечно, промахнулся, — думал Стэнли. — Массажист — дока в перепалках». Эти мысли позабавили его. Он даже на время позабыл о соревнованиях. И, улыбаясь, разглядывал взбешенных недавней стычкой менеджера и массажиста.

Посмотрел на руку. Часов не было. Вспомнил: в пиджаке. И будто ударило: сейчас начнется! Мгновенно противный холодок пробежал по коже. Пот струйкой устремился по скулам. Виколь завозился на стуле.

«Только бы не подвели нервы», — тревожился менеджер, вытирая пот с его лица.

«Трусит!» — решил массажист, у которого за долгие годы работы в спорте атрофировалось всякое чувство волнения.

Жар съедает Виколя. Ссохлись и покрылись жесткой корочкой губы. Запали щеки. Под глазами — синие круги и морщинки.

А рядом Шорт пытается унять волнение. Беспокойно поскрипывают его ботинки. Взад-вперед. «Когда же, когда же?»

Стэнли закусил нижнюю губу. «Как долго!» Оглянулся. Шорт смотрит на него.

Напротив, над дверью, большие круглые стенные часы.

Щелк! Сдвигается минутная стрелка. У Стэнли екнуло сердце. Ноет.

Щелк! Стрелка скачет дальше. Шорт бледнеет. Взгляд у него, как у больного: горячий, пронзительный.

Щелк!

Вызывают Шорта. Он швыряет спортивные брюки. Дрожа от возбуждения, набрасывает на плечи халат и почти бежит на сцену. У выхода оборачивается на часы. В выпуклом холодном стекле тусклыми желтыми точками отражаются огни электрических ламп.

Вопли: «Шорт! Шорт!»

Виколь злится: «Как принимают!» Посмотрел на менеджера.

— Неплохо...

— Неплохо? — переспросил Стэнли. И подумал: «Меня бы так встречали». А сам сказал:

— Ну и националисты...

Щелк! Стэнли бормочет:

— Чертовы часы, душу вытянут!

Считает про себя секунды и думает: «Вот Шорт подходит к штанге. Вот стоит над нею. Собирается». Дрожат кончики пальцев. Стэнли смотрит на ладони. Блестят. В складках кожи — ручейки пота, в порах — прозрачные бусинки.