Седьмое знамение

– Ладно, Эдик. Но прошу еще раз: помалкивай об этом. Иначе у меня будут большие неприятности. Так вот, мы собираемся два раза в неделю абсолютно все, чтобы молиться, но… туда можно приходить хоть каждый день. Некоторые… многие так и делают. Там мы собираемся, советуемся с Профессором по разным вопросам, и он нам всем всегда помогает. Не смейся, он очень могущественный человек, и… я думаю, он может все. По крайней мере, я никогда не слышал, чтобы ему что-то не удалось.

– А, – снова перебил его Эдгар. – Клуб по интересам.

– Да, – согласился Сеня. – Очень похоже. Но тоже не то. Мы еще изучаем там… философию… ну, читаем книжки, вроде вот этой. Это очень интересно. Я хожу туда давно, уже около года, и мне нравится.

– А почему это такая тайна?

Сеня замялся:

– Ну… милиция нас не жалует, а церковники просто ненавидят. Они пользуются малейшим предлогом, чтобы подвергнуть нас репрессиям. Нас уже несколько раз выгоняли из того места, где мы собираемся. Поэтому мы таимся от других, осторожничаем. Вот так.

Эдгар, в свою очередь, немного помолчал. Затем спросил:

– А я могу туда прийти? Мне только нужно поговорить с вашим Профессором…

– К нам может прийти любой человек. Но чтобы стать… как бы лучше выразиться… настоящим…

– Посвященным, – подсказал Эдгар.

– Да, посвященным. Для этого те, кто хочет, должны пройти испытания, доказать свою преданность делу, свою веру… Ну, ты понимаешь…

– Да. Мне нужно поговорить с вашим Профессором. Ты отведешь меня к нему?

– Ну… если ты настаиваешь.

– Настаиваю.

– Хорошо. Придешь ко мне завтра, и я…

– Сегодня, – потребовал Эдгар.

Сеня посмотрел на него искоса и угрюмо спросил:

– Что за спешка? Неужели так приспичило?

Эдгара покоробило от последнего слова, но он честно ответил:

– Да.

Сеня вздохнул.

– Хорошо, Эдик. Сегодня так сегодня. Приходи тогда уже не ко мне, а на остановку троллейбуса. Пойдем вместе. Тут не очень далеко. Не знаю, как Профессор воспримет твой приход. И прошу тебя еще раз: помалкивай. Иначе будут неприятности у всех, а самые большие неприятности – у меня. Пожалуйста.

– Не волнуйся, Во сколько обычно ты выходишь?

– В четыре. Но можно и раньше. Просто Профессор появляется там около пяти.

– Я буду в четыре на остановке, – пообещал Эдгар.

Домой идти не хотелось, и он туда не пошел. Уехал в другую часть города, к Московскому вокзалу, где можно было бродить хоть сутками. Эдгар и бродил там, полностью погрузившись в свои мысли и не замечая ничего вокруг, словно Сеня Шевченко заразил его своим полугипнотическим забытьем. Между тем тут начинались прелюбопытные события – шумное преследование банального мошенника с наперстками, без которого не обходился ни один большой вокзал в нашей стране, и не берусь утверждать за последние годы, но тогда лично мне наперсточник казался непременным атрибутом железнодорожного вокзала, порождением железной дороги, отпочковавшимся от пары бесконечных, зеркально отполированных рельсов. Мимо Эдгара промчалась служебная машина с подкреплением, будто схватить жулика способна лишь целая дивизия, и Эдгар невольно поморщился. Нетто чтобы он очень уж не любил милицию, но ни капли не уважал ее, потому что видел, как униженно она ластится к действующим политикам, в том числе и к его отцу. Эдгар был не столь жесткий и категоричный, как, например, Игорь Белояр, но таких откровенных подлизываний не выносил, несмотря на свою мягкость.

Погода стояла очень холодная, но он и мороза не замечал. Как совершенно посторонний человек, он вспоминал всю свою прошедшую жизнь (как ни странно, она казалась ему долгой) и безжалостно анализировал ее.

И правда, ну что он, Эдгар Тимофеев, собой представляет? Да ровным счетом ничего примечательного. Слишком уж он обласкан семейным житьем-бытьем, отсутствием родительских неурядиц, обеспеченностью материальной. Проводя свои дни в такой благоприятной атмосфере, он не имеет ни малейшего представления о реальном мире, о простых людях, об обыкновенных чувствах. Из прочитанных ранее книг он примерно мог бы сформулировать общую идею смысла жизни – сделать окружающий мир хоть чуть-чуть лучше. Но все это было лишь в теории, красивые мысли, правильные мысли, не больше. А вот что на практике? Сделал ли он хоть что-нибудь для осуществления этих мыслей? Нет, нет и еще раз нет! Он только валялся в кресле, почитывал литературу, послушивал музыку, учился в школе, а все свои великие свершения откладывал на будущее, на те дни, когда он закончит школу и вуз и станет известнейшим журналистом. Тогда у него в руках будут возможности творить добро, думал он. Идиот несчастный! А пока-то что, можно вот так лежать камнем и ждать, когда наступит время действовать? А вдруг оно уже наступило, а он этого и не осознаёт, дурак? Ведь под лежачий камень вода не течет!

Так чего же он ждет?!