Сегун. Книга 2

Потом его призвали к Торанаге. Блэкторн многое хотел сказать ему, но не смог из-за нехватки слов и только рассердил даймё. Фудзико несколько раз ходила повидать больную. Возвращаясь, она уверяла, что у Марико все прекрасно, добавляя свое неизменное: «Симпай суруна (не беспокойтесь), Андзин-сан. Вакаримас? (Вы поняли?)»

Бунтаро вел себя так, будто ничего не случилось. Встречаясь в течение дня, они обменивались вежливыми приветствиями. Время от времени Бунтаро пользовался банным домиком капитана, но в остальном его, как и других самураев в Андзиро, ничто не связывало с Блэкторном: ни дружба, ни вражда.

С рассвета до сумерек Блэкторн занимался ускоренной подготовкой стрелков. Он должен был, подавляя недовольство, учить и учиться – осваивать чужой язык. К ночи им овладевало полное изнеможение. Жара, пот, дождь. И одиночество. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким, таким инородным в этом чужом мире.

Потом, три дня назад, его настиг ужас…

На исходе долгого влажного дня он приехал домой усталый и сразу почувствовал беспокойство, пронизавшее весь его дом. Фудзико поздоровалась с ним очень нервно.

– Нан дэс ка?

Она ответила спокойно, обстоятельно, опустив глаза.

– Вакаримасэн. (Я не понял.) Нан дэс ка? – спросил он опять сердито – усталость делала его раздражительным.

Тогда она попросила его пройти с ней в сад, показала на карниз, но этот жест ему ни о чем не говорил. Последовало еще несколько слов и жестов, и наконец его осенило: она указывает на то место, где он подвесил фазана.

– Ах, я и забыл о нем! Ватаси… – Он не смог вспомнить нужного слова и только устало пожал плечами: – Вакаримасэн. Кидзи ка? (Я понял. Фазан?)

Слуги глазели на него из дверей и окон, явно чем-то пораженные. Она опять заговорила. Блэкторн сосредоточился, но не уловил смысла.

– Вакаримасэн (я не понял), Фудзико-сан.

Она сделала глубокий вдох, потом неуверенно изобразила, как кто-то снимает фазана, уносит и закапывает его.

– А! Вакаримас,

Фудзико-сан. Вакаримас! Это зашло так далеко? – спросил он. Не зная, как это сказать по-японски, он зажал нос и сморщился, как будто почуял страшное зловоние.

– Хай, хай, Андзин-сан. Додзо гомэн насай, гомэн насай. – Она издала жужжание, подражая мушиному рою, который пытались нарисовать ее руки.

– А, со дэс! Вакаримас. – Прежде он сразу бы извинился. Если бы знал нужную фразу. Так и сказал бы: «Извините за причиненное неудобство». Теперь он пожал плечами, пытаясь унять боль в спине, и пробормотал: – Сиката га най, – желая ускользнуть от забот к блаженству ванны и массажа, единственным радостям, которые делали жизнь здесь сносной. – Дьявол с ним! – буркнул он по-английски, отворачиваясь. – Если бы я бывал здесь днем, спохватился бы раньше. К черту его!

– Додзо, Андзин-сан?

– Сиката га най, – повторил он громче.

– А, со дэс, аригато годзаймасита.

– Дарэ тору дэс ка? (Кто убрал его?)

– Ёки-я.

– О, этот старый мошенник! – Ёки-я, садовник, добрый беззубый старик, заботливыми руками пестовал растения и делал сад таким красивым. – Иэ, моттэ куру (хорошо, приводить) Ёки-я.

Фудзико покачала головой. Ее лицо стало белым как мел.

– Ёки-я синда дэс, синда дэс (умер, умер), – прошептала она.

– Га синдато? Дон ёни? Доситэ? Доситэ синданода? (Умер? Как? Почему? Как он умер?)

Она указала на то место, где висел фазан, и произнесла много мягких непонятных слов. Потом жестами изобразила удар меча.

– Боже мой! Вы приговорили старика к смерти из-за богом проклятого, вонючего фазана?

Все слуги сразу же бросились в сад и упали на колени. Даже дети повара уткнулись лбами в землю.

– Какого черта? Что здесь происходит? – бушевал Блэкторн.

Фудзико стоически ждала, пока не собралась вся челядь, потом тоже встала на колени и поклонилась, но как самурай – не как крестьянка.

– Гомэн насай, додзо гомэн на…

– Чума на твои гомэн насай! Какое право ты имела так поступить? А? – И он начал грубо ее отчитывать: – Почему, ради бога, ты не спросила сначала меня? А?

Блэкторн старался совладать с собой, сознавая, что всем известно: закон разрешает ему изрубить в капусту Фудзико и всех прочих, прямо здесь, в саду, за причинение беспокойства или вовсе без всякой причины, и даже сам Торанага не сможет вмешаться, ведь он, Блэкторн, в своем доме.

Он увидел, как ребенок дрожит от ужаса.

– Боже мой на небесах, дай мне силы… – Он схватился за столб, чтобы успокоиться. – Это не ваша вина, – выдохнул Блэкторн, не понимая, что говорит по-английски. – Это ее вина! Это твоя вина! Ты – убийца, сука!

Фудзико медленно подняла глаза. Увидела указующий перст и ненависть на его лице и шепотом отдала приказ своей служанке, Нигацу.

Нигацу покачала головой, умоляя хозяйку о чем-то.

– Има!