Она рискнула простым трюком с пожирателем, потому что ей уже нечего было терять. Сердце и доверие Зое не имели для Софии значения. Не сработало, а могло. Трудно. Она не считала ошибкой то, что открыла карты перед Даймоном. Пусть, по крайней мере, знает, что она его не боится. К тому же у него нет ни одного доказательства, что это она организовала покушение. Не она одна хотела уничтожить Фрэя. А официально у нее нет ни малейшего мотива. Она всегда может сказать это ему прямо в глаза. Пожиратель был в посылке от нее? Господи! Любой мог спрятать его там. Хотя бы при посредничестве Зое. В случае чего подставит поэтессу, хоть для чего-то пригодится.
София потерла уставшие глаза. Хватит. Она проиграла, но сейчас все в руках Божьих. Сеятель уже на границах Царства, должно дойти до конфронтации, до битвы, а там посмотрим. Может, поражение превратится в победу.
Она зевнула. «Пойду посплю, – подумала, уже без гнева, спокойно. – Все еще есть шанс выиграть». Шелестя юбками, она направилась в сторону спальни.
Во дворе дворца Пандемониума, главного здания Преисподней, воняло. Кровь, которая просочилась между камнями мостовой, превратилась в липкое, разлагающееся месиво. В углублении стен, тщательно вырезанных в форме пламени, гнездились хрипло кричащие падальщики. В воздухе носился рой мух.
Люцифер хмуро смотрел в окно, барабаня пальцами по подоконнику. Во дворе, словно адские деревья, рядами росли колья. Некоторые увенчанные отрубленными головами. Большинство украшали распухшие, изогнутые тела приговоренных. Сломанные руки и крылья свисали, словно причудливые ветви.
– Не нравится тебе этот вид, правда? – спросил Асмодей, развалившись в уютном кресле с бокалом вина в руке.
Люцифер отвернулся от окна.
– Нет, – твердо произнес он.
Фиалковые глаза Асмодея сузились.
– Лампочка, ты еще не понял, где ты находишься? Это Преисподняя. Тут дела решаются по-адски. Или никак.
Люцифер фыркнул.
– Ну конечно! Ты приказал казнить сотню бунтовщиков, но никого значительного. Только пешки. Наши настоящие враги в безопасности сидят на старых местах. Это очень по-адски, я признаю.
Асмодей с жалостью посмотрел на него.
– Люцик, ты знаешь лучший способ уничтожить головы, чем отрубить шею? Бунт задушен, никто важный не пострадал, кто-то напуган, кто-то успокоился, никакой важный противник не имеет повода мстить. А ты доказал, что ты не старый дракон из поговорки, который сильно рычит, а клыки сгнили. Чего ты хотел? Гражданской войны? Уверяю тебя, скоро у нас появится шанс повоевать.
Люцифер скривился.
– Оставь свой сарказм. Я прекрасно осознаю серьезность ситуации.
– Поэтому ты высказываешь мне претензии, что я поступил так радикально? Сомнения когда-нибудь погубят тебя, Люцик. Мы должны были показать когти, пойми. Ты действительно думаешь, что эта гниющая бойня производит на меня впечатление? Ты видишь во мне мрачного садиста, наслаждающегося смертью? Посмотри на этот бокал. Это хрусталь, а не выбеленный череп. А красная жидкость внутри – это вино, а не кровь. Я не ценитель ужасов, Люцик. Что с тобой? Ты ведешь себя так, словно не знаешь меня.
Люцифер сжал губы.
– Может, и не знаю, – буркнул он. – В тебе все же течет кровь Самаэля.
Асмодей побледнел. Он отставил бокал на столик, выровнялся в кресле, переплел пальцы ухоженных рук.
– Я могу сделать вид, что не слышал этого, – медленно произнес он. – Могу спрятать это глубоко в сердце и лелеять это семя мести. Могу стать твоим смертельным врагом. Могу, наконец, встать и дать тебе в морду. Но не сделаю ничего из сказанного. Не потому, что боюсь или ценю свое положение и влияние, а потому, что не хочу. Я знаю, кто мои родители. Не надо мне об этом напоминать. Мой отец – преступник, психопат и обманщик, а при упоминании имени Лилит, моей матери, изменницы и королевы разврата, демоны с воем убегают. А сейчас скажи мне, когда я подвел тебя, обманул или причинил вред, Люцифер?
Бывший архангел, бледный как полотно, потирал подбородок.