Секретов не будет

Что же касается магнитофона, то его мы должны взять на самое широкое вооружение. Он необходим, когда вы берете интервью. Вы хотите написать статью об известном музыканте, приходите на его концерт с магнитофоном. На научном симпозиуме вам незачем стараться записывать на бумаге выступления, когда у вас есть такая замечательная штука. Утром вы встали, и вдруг вам в голову пришла первая фраза фельетона, над которой вы безуспешно бились весь вчерашний день. Скорее бегите к магнитофону…

Разумеется, я не мог коснуться всех вопросов журналистской этики. Их великое множество. Но ясно одно: для достижения самых благородных целей в нашей нелегкой журналистской работе далеко не все средства хороши.

1972 г.

ОТКУДА БЕРУТСЯ РЕДАКТОРЫ

Прежде чем стать фельетонистом, я какое-то время ходил в очеркистах, а до этого работал репортером. Я писал о крановщиках и министрах, о докторах наук и смотрителях маяков, о генералах, о народных заседателях, о тигроловах… Но я так и не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь рассказал о журналисте. Считается неудобным и вроде бы даже неприличным писать о своих собратьях по перу.

В чем тут дело? Откуда пошла такая традиция? Почему, скажем, парикмахеры, которые стригут и бреют все человечество, без всякой ложной скромности стригут и бреют членов своего цирюльного цеха? И почему журналисты, которые тоже стараются, чтобы люди выглядели свежее, лучше, красивей, не только друг друга не стригут и не бреют (с этим можно было бы легко примириться), но очень редко друг о друге пишут и говорят?

— Очерки о нашем брате особенного спроса не имеют, — с грустью сказал мне один старый газетчик. — Какой редактор их станет пропускать?

И тут я подумал, что если материалы о рядовых журналистах все же появляются раз в год в День печати, то о самих редакторах прочесть уже ничего нельзя. Может быть, именно поэтому фигура редактора окружена пеленою всеобщего неведения. Некоторые полагают, что редактор сидит лишь для того, чтобы исправлять ошибки в заметках сотрудников. Ну, а если сотрудники подобрались грамотные?

Известна еще одна сторона редакторской деятельности: он состоит в переписке чуть ли не со всем городом. Писать редактору можно о чем угодно. Можно прислать поэму, сочиненную на работе в дни отпуска своего заведующего, а можно спросить, сколько бывает волос на теле самой волосатой обезьяны. Редактор не обижается. Не обижается, должно быть, потому, что на письма за него отвечают некие литсотрудники.

Мало кому приходится видеть редактора, а вот его фамилия печатается на последней странице каждый день. Одни на это обстоятельство не обращают внимания и, даже будучи многолетними подписчиками, так и не скажут, кто редактирует газету. Другим фамилия редактора примелькалась и запомнилась. Но все равно они тоже не знают, откуда взялся этот товарищ в редакции, чем он занимался раньше, где учился, как работает. Вымарывает ли он острые места из фельетона или же, наоборот, красным редакторским карандашом вписывает разящий абзац, после которого бюрократу уже не удержаться в своем кресле? Смотрит ли он сам кинокартины, которые так расхваливает его рецензент, исполняет ли советы врача, которые регулярно печатает? Наконец, что это просто за человек?

Не знаю, убедил ли я кого-нибудь писать о редакторах, но одного товарища я все-таки убедил. Этим товарищем являюсь я сам. И вот впервые я берусь за перо, чтобы написать о журналисте, о редакторе.

В нем было всего сто шестьдесят сантиметров роста, и весил он чуть больше пятидесяти килограммов. (Что за чепуха, скажут некоторые, с каких пор редакторов стали взвешивать, как боксеров, да еще и вымерять?) Тем не менее эти данные всерьез огорчали Мамеда Бадаева. Мамеду предстояло сыграть роль генерала. Но не в театре. В жизни. Точнее, на театре военных действий. В Германии. В последние дни войны.

Рота, которой командовал лейтенант Бадаев, развивая наступление, вклинилась глубоко в оборону врага. Горстка советских солдат оказалась в окружении фашистов, у которых были и танки и самоходки…

Рота заняла оборону в картофельном поле. Немцы, заметив наших бойцов, с перепуга решили, что это авангард наступающей русской дивизии. На дороге появился офицер. Он размахивал нательной рубахой, привязанной к штыку:

— Наш генерал готов начать переговоры…

— Хорошо, мы высылаем командира взвода! — крикнул Мамед.

Немец замахал руками:

— Генерал ни за что не станет говорить с лицом ниже его по чину.

Поскольку советского генерала под рукой не оказалось, то к ответственной встрече стал готовиться лейтенант Бадаев.

— Только где же достать мундир? — забеспокоился он.

Кто-то вспомнил, что в боевой обстановке даже самого Рокоссовского видели в легкой кожаной куртке и в галифе без лампасов.

— А я встречал генерала в маскировочном халате, точно в таком, как на мне, — сказал ротный снайпер.

…Об этих переговорах на генеральском уровне теперь имеется много письменных источников, и я сошлюсь на один из них: