Теперь инженер утверждает, что он держался в разговоре с владелицей пылесоса как истинный джентльмен, побуждая ее взять свое добро и спокойно идти домой. А она будто бы возражала. Находясь на совершенно зыбких нереальных позициях, она требовала, чтобы он купил ей новый пылесос.
«Я взял стоявшую возле двери коробку с пылесосом и сказал вежливо: «Возьмите ваш пылесос», — письменно удостоверяет инженер. — В ответ она стала провоцировать меня. Энергичным движением тела и рук она отстранила коробку с пылесосом, которую держал я. Мне пришлось убрать свою голову, а то бы и мне попало. Потом она с дочерью быстро прошла шагов двадцать по участку до калитки. Здесь их никто не бил. Я шел за ними также быстро. Да и ударить их мне было нечем, так как я в обеих руках охапкой нес пылесос. Пылесос был в коробке, которую я положил от калитки справа, на землю. Я думал, что она будет конфликтовать и здесь, на людях. На мне были рваные брюки, поэтому я побежал в дом переодеваться».
Учительница объясняет, что все было совсем наоборот. В тот момент, когда она предложила инженеру купить ей новый пылесос, последний якобы ударил ее означенным прибором. Вместе с братом-художником он стал выталкивать ее из дома и царапать дочку.
«Пинки и рукоприкладство продолжались до тех самых пор, пока мы не выбежали на улицу, — пишет учительница. — Вдогонку он нам перебросил пылесос через забор, и части его с треском разлетелись в разные стороны…»
Можно было надеяться, что инженер и учительница хоть теперь одумаются и постараются погасить конфликт. Но нет. Стороны поклялись выставить себя на всеобщее посмешище. Впрочем, из сочувствия к их взрослым детям мы не назовем имен этих людей, которыми они, кстати говоря, ничуть не дорожат.
Итак, инженер-конструктор, оставив у пылесоса брата-художника и надев новые брюки, метнулся за депутатом поссовета. По мысли инженера, депутат должен был засвидетельствовать, что вещь брошена хозяйкой посреди улицы на произвол судьбы и поэтому находится в бесхозном и беспризорном состоянии.
Тем временем владелица пылесоса выехала в Москву и подала жалобу в институт. В конечном счете жалоба попала в партийную организацию службы главного конструктора. Члены бюро могли бы, конечно, сказать гражданке:
— Вы обращаетесь не по адресу. Мы автомобилестроители, и совсем не наше дело определять, кто из вас затеял свару и какого происхождения синяки и шишки на вашем теле. Ступайте лучше в милицию, в товарищеский суд…
Но партийная организация автомобилестроителей почему-то решила сама поставить следственный эксперимент. И вот семь инженеров-конструкторов в рабочее время оставляют свои лаборатории и один за другим отбывают из Москвы к месту происшествия. Увы, семь отличных конструкторов не могут заменить даже одного посредственного оперуполномоченного. Дело у них движется медленно. Выясняется, что никто из объявленных свидетелей на месте скандала не был, хотя теперь все они весьма охотно строят самые различные предположения. Потом проверяющие в пятнадцатый раз выслушивают вздорные претензии сторон. Осматривают пылесос, к которому стороны по-прежнему не желают прикасаться. Пылесос почему-то сейчас работает без всяких помех, чем окончательно ставит комиссию в тупик.
Три месяца автомобилисты, подогреваемые конфликтующими сторонами, тщетно пытались проникнуть в таинство всех этих нелепых обстоятельств. Были проведены расширенные консультации. Состоялось летучее совещание с участием директора института. Заседало партийное бюро, которое отметило, что в силу неясности целого ряда вопросов принять какое-либо согласованное решение невозможно.
Тогда вздорный инженер явился к нам в редакцию и подал жалобу на свою партийную организацию.