Чего он ждал? Чего хотел? Оправдаться? Или надеялся, что его поймут? Только сейчас он понял, что это невозможно, хотя они... да и никто не знал и десятой доли его преступлений.
Когда зашли его любимые девочки, Оливар молчал, не зная, что сказать, жалея, что сам попросил эту встречу, жадно впитывая в себя их образы.
Нита. Таисия. Джиллия. Три внучки. Уже такие взрослые женщины. Их мужья. Высшие ровены империи.
— «Семь кедровых орешков» — это мы, дед? Бабушка Нита, мама, тетя Рута, тетя Мирайя, я и сестры? — голосом, полным тоски, спросила Нита — та, кто больше всех походила на свою бабку, в честь которой ее назвали. Такая же красивая, весёлая и добрая, как Нита. — Как же так, дед? Мы стали символом смерти в родной империи. Как ты это допустил? Почему не предотвратил? Почему сам... — голос молодой женщины прервался от волнения. — Почему, дед?
— Я не знал... об их преступлениях я не знал... Нита, — Оливару нужно было, чтобы она и другие поверили ему. Хотя бы в этом преступлении он не виноват.
— Не знал... — Нита смотрела на него взглядом, полным боли и разочарования. — Не знал, потому что был поглощен своими исследованиями? — он невольно кивнул ей в ответ в знак согласия. — А та девушка, дед, за которой мы приезжали в приют ровены Роннигус на Север империи... зачем она тогда нужна была тебе? Для опытов?! — голос зазвенел от возмущения. — Она и есть Еления Огдэн, которую ты потом насильно удерживал в поместье в своей лаборатории?! О своих преступлениях ты знал, дед?!
Оливар молчал. Все они находились в старинном зале правосудия, уже оставленном посторонними людьми, чтобы он мог попрощаться. Только безмолвные стражи стояли на расстоянии нескольких метров от них.
От слов Ниты исходило эхо под купол высокого потолка, и от этого ее слова звучали еще напряженней и мрачней.
— Ты хотел продлить наши жизни за счёт жизней других невинных людей? — глаза Таисии, так похожие на глаза ее матери Руты, были полны слез и муки. — А Еления Огдэн... она... ее ты заранее обрёк на смерть? Сделал смертницей?
— Нита... Таисия... — мужчина смотрел на внучек глазами, полными той же невыразимой муки.
— Нита... — Наина попыталась заступиться за отца перед дочерью, но та прервала ее резким взмахом руки.
— Мама, молчи! Ты все знала и позволяла! Почему тебя тоже не арестовали?!
Наина отшатнулась, поражённая презрением, прозвучавшем в голосе дочери.
— Дед, тебе назначили ещё мягкое наказание, — сурово поджав красивые губы, строго произнесла молодая графиня Браоз. — Я бы за такое... не знаю... мягко тебя наказали...
А потом... она просто отвернулась и ушла, тяжело переставляя ноги, ни разу не обернувшись. Граф Браоз пошёл следом, так и не сказав ни слова своему тестю.
Невозможно прямая, холодная... чужая Нита. Ушла, понимая, что не увидит его долгие-долгие годы. А ведь раньше она боготворила его и восхищалась им.
Больно. Как же больно. Как будто его любимая жена отвернулась и ушла.
Таисия и Джиллия, две другие внучки, с такими же пепельно-серыми шокированными лицами тоже отвернулись, больше не проронив ни слова, и тоже ушли. Вместе со своими мужьями. Вот и попрощался. А на что он надеялся?
Осталась только Наина, муж которой, барон Вустер, попросил разрешения у Эдварда Данери не присутствовать на судебном процессе.
Наина подошла и нежно погладила его по седеющим волосам, по вмиг ссутулившимся плечам. Самая младшая дочь, выглядевшая старше, чем он, с жалостью смотрела на раздавленного отца.
Оливар порывисто схватил тонкую морщинистую руку уже далеко немолодой женщины и прижался губами к тыльной стороне ладони. На его руках были тяжёлые амагические наручники, мешавшие ему, но сейчас он мало обращал на них внимание.
Дочь обняла его. Она одна не отвернулась. Простила. Она понимала его.
Он же не смог. Все было зря. Вся жизнь.
— Девочка моя, прости меня, — разочарованный и убитый голос отца нашёл щемящий отклик в сердце младшей дочери. — Всю жизнь я искал рецепт треклятого эликсира... хотел для вас лучшей жизни... не как у всех... мечтал, чтоб вы прожили также долго, как маги... в результате... Вечная гонка за мифическим эликсиром привела к тому, что мимо меня прошла целая жизнь... не только моя, но и ваша. Теперь же те, кого я люблю больше всего, ненавидят меня.
— Отец, детям нужно переварить все то, что они узнали о тебе, — мягко ответила Наина. — Для них твои опыты и исследования стали настоящим шоком. За столько лет все привыкли к твоему «затворничеству» и действительно считали, что ты долгие годы живешь в поместье в одиночестве, потому что не хочешь никого видеть. До этого дня твои исследования воспринимали, как безобидное хобби, а оказалось, что ты проводил над людьми опыты.
— А они думали, как я должен эликсир изобрести?! — не сдержал злости Оливар.
— Отец, они ничего не думали, — также мягко ответила Наина, понимая его состояние. — Никто из твоих внучек и их мужей не стал учёным, никто не имеет представления о твоей деятельности. Они просто считали тебя безобидным нелюдимым затворником. Никто не верил в то, что у тебя получится... Кроме меня.