Семь миллионов сапфиров

В Колонне шли хмурые женщины с европейскими чертами лица; китайские мужчины в выцветших панамках; славянки с грустными глазами; удивленные мексиканские дети в маленьких соломенных шляпах; испуганные африканки с шоколадной кожей и белоснежными бусами на шее; негры с татуированными плечами; тысячи мужчин неопределенной национальности; целые и разрозненные семьи; ребенок, отнятый у матери; сестра от брата; даже прекрасные леди с плачущими детьми, завернутыми в клеенки или кухонные «вафельные» полотенца…

Агнцы. Несчастные агнцы.

Все шли и украдкой переглядывались. Многие были в пунцовых ушибах, ссадинах, а некоторые даже перевязаны кровавыми бинтами. Какой-то бедолага, словно наблюдая перед собой невидимого собеседника, картавым голосом рассказывал ту самую историю про то, как Люциус пытался утопить свою родную дочь. Стоило ли ему верить? Хоть это и было столь похоже на то, что однажды поведала сама Иона, знакомые нюансы этого рассказа все равно ужасали меня.

Колонна тянулась бесконечным конвейером, и не было ей конца. Если несведущего человека спросили бы, что общего между всеми этими людьми, он и за тысячу лет не нашел бы ответа на поставленный вопрос, ибо впервые за всю историю человечества классовое расслоение общества происходило не по внешним признакам, а по внутренним. Человечество шагнуло на новую ступень дискриминации, оставив позади признаки расы, цвета кожи, пола и нации. Ключевым фактором была дата Х, которая как дамоклов меч нависла над агнцами. Полчища эйорхольцев вышли на улицы, чтобы поглазеть на невиданное – на проклятых людей, на презренных изгоев.

– Это же геноцид, матерь божья, – зашептала в толпе эйорхольцев пожилая женщина в зеленом платке, прикрывая ладонью рот, но кто-то зло шикнул на нее, и она моментально стихла.

Казалось, что человечество вновь наступает на грабли, на которые не раз натыкалось во времена нацизма, коммунизма, религиозных, гражданских и сотен других войн, в которых всегда страдали невинные люди. Конечно, эйорхольцы узнавали своих родственников и друзей в Колонне позора, но не смели и шелохнуться или подать какой-нибудь знак «бывшим» близким. В народе возмущались, откровенно негодовали, но тем не менее большинство осуждали агнцев.

– Они опасны… Опасны… Опасны! – слышался отовсюду хищный говорок. – Это правильно. В тюрьму их, в тюрьму! Невменяемые. Преступники. Детоубийцы!

Многие из эйорхольцев изрыгали проклятия, пожирая Колонну ненавистными взглядами. Они походили на злобных футбольных фанатов, которые в глубине души равнодушны к футболу и просто хотят почувствовать себя частью чего-то сильного и сплоченного.

Ко всему прочему, по острову весь месяц бродил совершенно нелогичный слух (о котором мы в Фарфалле, разумеется, не слышали), будто от агнцев рождаются только агнцы, что это как зараза, и никакие, даже самые разумные, доказательства и доводы не могли изменить столь категоричного общественного мнения, подкрепленного новыми законами Эйорхола.

Шли разговоры о недопустимости кровосмешения высших классов с низшими, и граждан класса «А» истребляли без суда и следствия. Никого не интересовала их реальная дата Х, ибо реальнее смерти, увиденной собственными глазами, ничего не существовало; и не было никакого сомнения, что предсказанное число совпадает абсолютно у всех.

В гуще эйорхольцев росло напряжение. Все понимали, что в Колонне идут люди, которые загнаны в угол, а потому готовые на все. Но они были столь подавлены и угнетены, что покорно брели вперед, словно на убой. Колонна охранялась военными, которые шагали по обе стороны от нее, абсолютно непоколебимые, а оттого немного рассеянные. Вдруг от Колонны, метрах в тридцати от меня, отделился человек в капюшоне и заковылял короткими шажками в направлении театра «Райские кущи». По его сомнамбулическим движениям легко можно было догадаться, что сделал он это неосознанно, находясь в состоянии транса или глубокого душевного переживания.

Не успел человек сделать и трех шагов, как уже находился под прицелом автоматов. Но еще быстрее отреагировали местные подростки.

Белокурый мальчишка с воробьиными глазами, одетый в футболку с яркой буквой «Д», что скорее всего означало причастность к классу долгожителей, поднял с земли обглоданный временем осколок кирпича и с криком «Бей агнцев!» метнул его в сгорбленного человека. Кирпич разрезал густой полуденный воздух и рассек скулу бедняги, оставив на ней алую печать. Прохожий покачнулся и побежал в сторону Фиалковой улицы, но его ноги заплетались одна за другую, как непослушные гибкие змеи, и очень скоро оглушенный человек рухнул на лоно мостовой, слившись со своей синей тенью. Будоража воздух звонким улюлюканьем, толпа подростков, вооруженная камнями, неслась позади.

Военные ухмылялись и наблюдали за происходящим. Им казалось, что все полностью под контролем.