Семь незнакомых слов

— Мерси, Гений, — сообщница, не торопясь, поднялась со стула, встала за моей спиной и одобрительно похлопала по плечу. — Бабуль, — обернулась она к Клавдии-старшей, — официально беру половину ответственности за всё сказанное. Хотя, признаюсь, кое-что из этого монолога слышу впервые… Знаешь, чем Алфавит наш Миллионыч прекрасен и удивителен? Иногда он — совсем незамысловатый человек. Поневоле задумаешься: «Он чем в жизни занимался — читал умные книжки или всё же предпочитал слоняться по подворотням?» А иногда выдаст такое — взрыв мозга. Да ещё сам не замечает, какую классную вещь сказал. Вот сейчас: «Тот, кто говорит, тот и главный». Все интуитивно это понимают, так ведь? А когда впервые слышишь: «Ух ты, точно подмечено!» И посмотри на него: весь такой нипочёмный. Его гениальное тугодумие — прямо шедевр какой-то. Моё любимое в нём… Ладно, не будем отвлекаться! Бабуль, мы тебе помогли?

Клавдия Алексеевна не торопилась с ответом, задумчиво помешивая чайной ложкой в тонкостенной фарфоровой чашке.

— «Жизнь моя, или ты приснилась мне?» — вздохнула она, наконец, и как-то грустно несколько раз моргнула. — Молодёжь видит возможности, старики — утраты… Я, знаете ли, размышляла в обратную сторону. Весь этот расцвет — от бедности. Из языка начала исчезать музыкальность. Раньше о рифме не слишком заботились — не было нужды. У Лермонтова: «для чего — ничего», у Некрасова: «рус — белорус», у Пушкина «мгновенье — виденье», у Тютчева: «природа — народа». Зато как строки звучали — «Есть в осени первоначальной», «Во глубине сибирских руд», «И дым Отечества нам сладок и приятен», «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, / И звезда с звездою говорит», «Всё хорошо под сиянием лунным / Всюду родимую Русь узнаю»! И вдруг что-то произошло: вроде звучит, но уже не так! Блок ещё, положим, Александр Александрович мог рифмовать: «пришла — нашла — ушла — зашла», а другие уже нет — слишком банально. Вот и начали искать новые формы выразительности. Вы со мной согласны? Но кто скажет: почему язык обеднел?

— Нам надо подумать, — решила моя девушка после паузы. — Гений, что скажете о мозговом штурме? Бабуль, не скучай, мы скоро! Можешь пока телек посмотреть…

Ответ был дан через полчаса. Нам пришлось, как следует, обсудить тему «язык как технология» и под конец применить сильнодействующий приём: сообщница забралась ко мне на плечи. Такой фигурой мы и вернулись из кабинета в столовую. В наше отсутствие Клавдия-старшая освободила обеденный стол под своё новое изобразительное увлечение — каллиграфию по уставу 17 века. И теперь с помощью кисточки и чёрной туши переносила из толстой книги на белый лист одну из старинных букв.

— Я думала, вы обо мне уже забы.., — увидев внучку на моих плечах, пожилая женщина изменилась в лице. — Клавочка, ты ведь уже не маленькая! — горестно возопила она. — Ты же можешь упасть и разбиться! Ну что за баловство! Ты не подумала, что Всеволоду может быть тяжело?

Впервые моя девушка в разговоре с бабушкой взяла жалобный тон.

— Гений, меня ругают, — я ощутил лёгкий тычок пяткой в рёбра. — Заступитесь за меня!

— Э-э… Всё нормально, — суетливо заверил я, крепче сжимая джинсовые голени подружки. — Это наша технология мозговых штурмов. Мне для решения задачи важно почувствовать себя сильным, а Клаве — посмотреть на проблему сверху… Не бойтесь: она не упадёт…