Семь «почему» российской Гражданской войны

Когда я узнал о нахождении этих танков на Эгершельде, то стал настойчиво просить отправить их хотя бы только до Читы. В бытность в Омске я с немалым трудом добился их отправки из Франции, причем на их долю выпало немало приключений, прежде всего их не хотели грузить марсельские рабочие, а когда это обошли и танки все же добрались до Владивостока, то оказалось, что при них забыли отправить карбюраторы к моторам и еще какие-то части. Отчасти выручило то, что наш офицер, сопровождавший танки из Франции, догадался прикарманить и привезти старый карбюратор, по которому удалось построить необходимое число новых.

Теперь, казалось, не могло быть и тени сомнения, что танки никогда уже не могли попасть в Томск, так как и армии быстро катились на восток, а чешская пробка не пропускала на запад ни одного паровоза, не говоря уже о целых поездах.

Поэтому я и просил передвинуть танки в Забайкалье, что по условиям железнодорожного транспорта было еще возможно, а там они были бы на полторы тысячи верст ближе к цели своего применения, но и в этом, очевидном деле Р[ооп] упрямо стоял на своем.

20 декабря. Действительность победила крайние предположения «известного пессимиста» барона Будберга. Телеграф разнес ужаснейшую по своему содержанию телеграмму адмирала, оповещающую союзные державы и их представителей, что чехи остановили все движение на западе и обрекают на смерть и мучения сотни эшелонов, вытянутых вдоль сибирской магистрали и наполненных ранеными и больными, женщинами и детьми.

Иудиным предательством расплачиваются с нами эти гости, разъевшиеся на русских хлебах и разбогатевшие на награбленном русском добре.

Колчак просит все союзные нации оказать помощь и воздействие. Боюсь, что это трагическое обращение останется гласом вопиющего в пустыне. Силы для воздействия нет, Жанена[1942]

чехи в грош не ставят, а ради спасения всего того, что награбили на Урале и в Сибири, перегрызут горло каждому, кто станет им на дороге к Забайкалью или Владивостоку. Их около 30 тысяч, одетых и вооруженных с иголочки. Единственно, кто мог выступить, это японцы, но, судя по настроению Изоме, на это нет никакой надежды.

Получил первую сносную сводку о красных партизанах; они стали господами положения во всем Приморье за исключением Владивостока, Никольска, Хабаровска, узенькой полосы Уссурийской жел[езной] дороги и части Посьетского побережья. У них появилась военная организация, штабы и боевое снабжение (весьма вероятно, морем из Японии).

21 декабря. Вслед за обращением адмирала – телеграмма нового главнокомандующего генерала Каппеля на имя Ойя и Нокса с просьбой воздействовать на чехов и заставить их пропускать паровозы на запад. А затем, что уже хуже всего, это совершенно истерическая телеграмма Семенова с требованием к чехам опомниться и с угрозами двинуть против них «все свои силы», если они не послушаются.

Эти угрозы губят всякую возможность какого-нибудь компромисса. Чехи отлично знают ничтожество семеновских «сил», но станут теперь опасаться порчи пути, что их больше всего страшит; сами они всегда пройдут, и никто их не остановит, но для них вся сущность в благополучном вывозе всех эшелонов с накопленным и награбленном добром.

Еще осенью под этим добром было не менее 600 вагонов, но это составляло только нечто вроде основной базы, а в каждой части имелись свои собственные запасы и «сбережения» (за счет русского народа); теперь, я думаю, таких «драгоценных» и ценных вагонов наберется на 50–60 эшелонов и для их вывоза чехи ни перед чем не остановятся.

Ни угрозы, ни сила сейчас не помогут. Напротив того, надо себя перебороть, крепко стиснуть зубы и с нашей стороны сделать все возможное, чтобы самым стремительным и безостановочным образом вытащить все чешские эшелоны в Забайкалье и отсюда возможно быстрее отправить части войск на Чаньчун и Дайрен, а их грузы на Владивосток.

Вместо угроз Семенову следовало бы обещать всякое содействие, остановить все движение в Забайкалье и бросить все паровозы и составы для избавления нас от чешской опасности, которая сейчас нависла над нами хуже всех большевиков, вместе взятых.

Попробовал поговорить об этом с Вериго и Магомаевым в надежде, что они согласятся передать мои соображения своему читинскому владыке, но встретил самые яростные возражения и чуть ли не клятвенные заявления, что атаман разнесет чехов в пух и прах; по их словам, атаман уже давно точит зубы на всю чешскую слякоть, и в Чите все уже готово, чтобы пороть поголовно все проходящие через нее эшелоны.

Последнее, конечно, пустозвонное хвастовство, но его наличность характеризует настроение.

Поехали к Ли-тья-о, чтобы позондировать настроение союзников по отношению чехов; по словам Ли-тья-о, союзное командование считает, что все это в компетенции генерала Жанена, и само вмешиваться не будет.

От Л[и-тья-о] узнал, что семеновские части придвинулись к ст. Маньчжурия и, по полученным от Хорвата сведениям, приготовляются занять Хайлар и Аньда.