Семь «почему» российской Гражданской войны

Лехмуссар видывал виды, когда работал с провокатором Фиошиным и надо много, чтобы довести его до того перепуга, в котором он, очевидно, находится, – тем более что он, несомненно, пользуется у Калмыкова доверием, т. к. иначе Хабаровск не выпускает от себя тех, кто слишком много знает.

24 декабря. Отдыхаю от владивостокского кавардака и по обычаю своему пытаюсь свести итоги своего пятинедельного пребывания на старом пепелище.

Поехал туда лечиться и подремонтироваться, а попал в весьма бурную и неприятную кипень неожиданных для себя событий.

Думаю и боюсь, что никакой пользы там не принес – по невозможности это сделать по всей совокупности обстановки (союзники, Розанов, развал в войсках, выпущенные вожжи и давно уже упущенные мероприятия, рост партизанщины; постепенное внедрение влияний Хабаровска и Читы и т. п.).

Похоже на то, что сыграл роль лишнего камня, хлопнувшегося в это взбаламученное болото и вызвавшего некоторые временные потрясения и второстепенные брызги, но не более. Хотел улучшить жизнь и служебные условия в войсках, но смог осуществить очень мало, так как не было денег и средств, хотел поднять авторитет русского командования, но оказалось уже поздно: слишком уже мы приучили союзников, а в особенности японцев и чехов, считать себя полновластными хозяевами и требовать от нас молчаливой покорности и, как это ни тяжело сознаться, – чисто лакейского послушания. Даже в отношении освобождения Розанова от гибельного на него влияния Крашенинникова потерпел неудачу, так как наткнулся на непоколебимую уверенность С.Н. в великих способностях и государственной полезности этого революционного выкидыша-авантюриста.

Даже те надежды, которые были вызваны в населении Владивостока и в войсках фактом моего появления в роли начальника штаба округа, должны будут принести некоторый вред, ибо нет ничего хуже обманутых ожиданий, особенно же теперь, после всего переиспытанного и под грозными тучами весьма тревожного будущего.

Суждены были благие порывы, а свершить их оказалось невозможным, выходит как будто бы, что лучше было и не начинать, ибо приспособиться к владивостокской обстановке я также не мог, как и в Омске; такому сорту людей, как я, теперь, очевидно, уже не место; вреда от них нет, но и практической положительной пользы тоже не предвидится.

Тяжело это сознавать, но иного вывода быть не может, надо искать какого-либо иного применения своих сил; в размышлениях рисуется проект предложить свои услуги академии Генерального штаба, но не на преподавательском поприще (к нему я совершенно не способен), а по отделу разработки истории войны, где я несомненно могу быть полезным. Если академия оснуется во Владивостоке на Русском острове, то устройство при ней было бы подходящим для меня исходом.

25 декабря. Приехал обратно в Харбин; единственный плюс от сделанного путешествия – это несомненное улучшение здоровья, и главным образом благодаря Акацатову, который помог мне и без операции. Харбин застал переполненным всякими слухами; на самой станции комендант сообщил мне, что в Чите идет бой: с одной стороны японцы и семеновцы, а с другой чехи, которых атаман велел как будто бы разоружать при прохождении через Читу; ожидается якобы вмешательство американцев.

По тому, что мне было известно во Владивостоке, все это маловероятно, как в отношении японцев, так и американцев.

От Самойлова узнал, что ночью получена телеграмма Семенова, что указом Верховного правителя он назначен главнокомандующим войсками Иркутского, Читинского и Приамурского военных округов; начинается, очевидно, осуществление читинской программы. Одна новая ступенька в нашем положении: главнокомандовали Крыленко[1950] и Гайда, почему же не главнокомандовать читинскому Гришке?

Это назначение вызвало здесь панику; с одной стороны, боятся вторжения Семенова в полосу отчуждения и переноса его столицы из Читы в Харбин, а с другой, откуда-то пущены слухи, что китайцы собираются устроить на днях Варфоломеевскую ночь и перерезать русских и японцев; положение и настроение характеризуется тем, что этой нелепости верят, и квартиры начальства железнодорожного и военного охраняются уже караулами и часовыми.

Финансовое положение тяжелое; охранная стража не получила жалованье за два месяца.

26 декабря. Виделся с Хорватом, поделились осведомлениями; рекомендовал ему обменяться с Розановым надежными и доверенными представителями, чтобы держать связь и работать в одном направлении, рассказал про уродливости наших контрразведок, шпионящих за своими же русскими начальниками и вносящих разлад и разложение туда, где должно быть доверие, единодушие и единство действий, против общих врагов и полуврагов.

Опять сдонкихотствовал и предложил даже свои услуги поехать в Читу и постараться привлечь Семенова к общей русской работе; на мою удачу, это не входило в планы Хорвата, а если бы он согласился, то наверно я не вернулся бы из Читы живым; это я сообразил уже после того, как сделал свое предложение, но самому идти на попятный не пристало.