Семь «почему» российской Гражданской войны

Обстановка была примечательная. Спорить и возражать в такой атмосфере было бесполезно и бессмысленно. Я только сказал Вериго, что решение в штабе округа было им неоднократно одобрено, но так как в крепости, объявленной на осадном положении, ему принадлежит вся власть, а он решил сопротивляться вторжению партизанских отрядов, то все военнослужащие обязаны исполнять его приказы, а посему я отправляюсь немедленно в штаб округа, отменю все распоряжения об эвакуации и вместе с ротой окружного штаба буду ждать дальнейших указаний о боевых задачах роты и назначенном ей районе.

При расставании Вериго опять подтвердил, что вся Япония за ним, что земцы и партизаны трепещут перед именем Семенова, что он готов отдать последнюю каплю крови за любимого атамана и что сейчас он отправится на [ «]Орел[»], выгонит оттуда гардемарин и разнесет в пух и прах всех партизан, если они только осмелятся сунуть сюда свой нос (в последнем он, однако, сомневается, так как из полученной им записки арестованных им членов земской управы Афанасьева[2018] и Меньщикова

[2019] очевидно, что среди партизанов разлад, а сами земцы перепуганы и готовы на попятный).

На все это я сказал, что мои взгляды на положение и на способы действий были мною доложены на совещании, а что теперь я буду только исполнять приказания коменданта крепости. В это время вмешался до тех пор молчавший и совсем осовевший Изоме, начал кричать, что надо биться до последнего конца, собрать все вместе и из центра бить во все стороны и что тогда будет успех; когда же Вериго повторил опять про обязательную помощь японцев, то Изоме стал изображать это показательно, сначала хватая отдельных персонажей свиты, а потом становясь за ними и растопыренными пальцами стараясь показать, что за одним русским будет стоять десять японцев.

Семеновцы рычали от восторга, душили Изоме в объятиях и муслили его лицо пьяными поцелуями. Картинка была в пугачевском жанре.

Я ушел, но перед этим напомнил Вериго, что 55 высота на Уссурийском заливе занята ротой 35 полка, к которой сегодня подошло несколько партизанских партий, и что все направление на Гнилой угол и Морские казармы никем не охраняется и не наблюдается и, между прочим, там находится квартира генерала Розанова, от которого дезертировал уже весь казачий конвой, за исключением 2 офицеров и 12 енисейцев.

При мне было отдано [распоряжение] занять это направление сборным отрядом под командой полковника Патиашвили.

С великими трудами дошел пешком до Розанова, повторил и передал ему все, что было со мной после ухода из штаба округа, сообщил о решении Вериго и рекомендовал приготовиться к завтрашним событиям. Затем добрался до штаба округа, отменил все распоряжения по эвакуации и приказал вызвать всех офицеров роты, взять двойные комплекты патронов, осмотреть пулеметы и пулеметные ленты и быть готовыми к получению боевого приказа. Сразу же по лицам понял, что к назначенному сроку придет только небольшая часть; до известной степени это было неизбежно и естественно, ибо большинство понимало бесцельность и безнадежность дальнейшего сопротивления, а способных на подвиг и смерть было очень немного.

Общему подавленному настроению очень способствовало объявление, сделанное прибывшими в штаб японскими офицерами и гласившее, что все русские военные, коим почему-либо будет угрожать личная опасность, приглашаются идти в японский штаб на Алеутской улице.

В связи с указанием Инагаки на броненосец, все это показывало, что японцы считают, что в ближайшем будущем для русских офицеров могла создаться обстановка личной и серьезной опасности. Комментарий к этому не требовалось; нам обещали не защиту и помощь, а только «убежище», да и то с достижением оного собственными попечениями.

Штабные распоряжения окончил незадолго до рассвета; решил пройти домой, попрощаться с женой. Дома переоделся по-походному зимнему, вооружился наганом и 2 браунингами, набил кожаный портфель запасными готовыми обоймами и, когда рассвело, поплелся опять из Эгершельда в штаб округа и по дороге зашел в штаб крепости, чтобы повидать там Вериго и получить последние указания и приказания (в 8 ч. утра кончался срок ультиматума, и надо было быть готовым к последующим действиям).

Прошел в штаб крепости с Корейской улицы, со стороны пожарной команды, и был несказанно, до остолбенения, поражен, когда застал все здание абсолютно пустым, с раскрытыми дверями, вывернутыми ящиками столов и всеми следами самого поспешного оставления или, вернее сказать, бегства. В одной из задних комнат застал старенького чиновника, что-то выбиравшего из ящика стола, и невыразимо испуганного моим появлением.

Спросил его, а где же комендант и все офицеры; выслушал ответ, что их превосходительство и господа офицеры были здесь несколько часов тому назад, но уже в штатском платье, а потом забрали вещи и уехали (насколько послышалось – в штаб японской жандармерии); с ними были и уехали грузовые автомобили с сундуками и чемоданами.