– Вот именно. Он определенно не будет наводить справки о студенте консерватории Бо Деплеси, который играет на виолончели. Если он и спрашивал о тебе, то, скорее всего, начал терять надежду на то, что ты находишься здесь.
– Думаю, это возможно, – согласился я.
– Тогда у нас есть шанс на успех. У Крига нет элемента внезапности, которого ты так боишься. Если мы придумаем, как вернуть ему алмаз, – возможно, в посылке с полным и правдивым описанием обстоятельств смерти его матери, – то, может быть, он откажется от преследования.
Я грустно покачал головой.
– Никакой правды ему не хватит, Элле. Он хочет отнять мою жизнь.
Она погладила меня по щеке.
– Давай попробуем, любимый? Тогда мы с тобой сможем жить спокойно.
– Я боюсь, Элле. Я боюсь его.
– Знаю. Но у тебя есть Элле. – Она встала и принялась расхаживать по комнате, размышляя вслух. – Во-первых, ты должен оставаться в квартире, пока я не выясню, где проживает Криг и каково его рабочее расписание. Разумно для начала?
– Да, – со вздохом согласился я.
– Хорошо! Тогда приступим.
– Элле…
– Да, любимый?
– Умоляю тебя быть осторожной. Мы лишь предполагаем, что Криг не узнал меня сегодня вечером. Он проницателен и очень опасен. Если с тобой что-то случится, я добровольно сдамся в его руки.
– Знаю. Поэтому мы, так или иначе, должны постараться и довести это до конца. – Элле поцеловала меня. – До свидания, любимый. Я вернусь с информацией, когда получу ее.
С этими словами она отперла дверь и вышла на лестницу, а я остался сидеть, застывший от страха перед тем, что может случиться с Элле, если Криг все-таки узнал меня в том кафе. Время от времени я отодвигал занавеску и выглядывал на улицу, почти ожидая увидеть человека в мундире СС, смотревшего на меня в ответ. Ночь обещала быть долгой.
Элле вернулась в десять утра, бледная и потрясенная. От волнения она не могла говорить, поэтому я усадил ее и принес кружку сладкого чая из кухоньки на первом этаже. Пока Элле пила, я обнимал ее, и краска мало-помалу начала возвращаться на ее щеки.
– Это было ужасно, Бо. Так ужасно!
Когда Элле пришла в себя, она описала жуткую сцену, которую недавно видела возле Гевандхауза – самого большого концертного зала в городе. На площади перед зданием стояла статуя великого Феликса Мендельсона, еврейского композитора и основателя Лейпцигской консерватории. Сегодня утром молодчики из гитлерюгенда повалили статую и превратили ее в кучу камней.
– Они пучили глаза и скрежетали зубами, Бо. Они были похожи на бешеных животных, ослепленных яростью и ненавистью. Я сдержалась и прошла мимо, стараясь не реагировать.
Элле зажмурилась, словно хотела отогнать страшное воспоминание.
– Гердлер будет крайне возмущен, – сказал я. – Как можно ненавидеть человека, который так много подарил миру?
– Готова поспорить, что это организовал его вероломный заместитель, Хааке. С его стороны даже разумно сделать угрожающий ход, пока Гердлер находится в Мюнхене. Теперь, конечно же, Гердлера сместят, и Лейпциг будет потерян.
– Мне очень жаль, Элле.
Она промокнула глаза носовым платком.
– Это еще не все. Я видела Крига, который стоял возле кучи камней и раздавал команды этим детишкам. Думаю, он курирует бригаду гитлерюгенда. Теперь мне нужно будет узнать их график, и я пойму, где бывает Криг.
– Если в плохом можно найти что-то хорошее, то это твои последние слова.
Элле уставилась в пол.
– Я бы так не сказала, Бо.
Я мысленно выбранил себя.
– Это было глупо с моей стороны. Клянусь, любимая, я не позволю им причинить тебе вред. – Она грустно улыбнулась. – Кстати, у тебя сегодня есть занятия?
– Нет. Ректор Дэвисон закрыл консерваторию. Он счел занятия слишком опасными для студентов, поэтому я собираюсь встретиться с Карин в «Вассерштрабе».
Она встала.
– Элле, не думаю, что это разумно. Карин выглядит как типичная еврейка. Если сегодня на улицах разгул антисемитских настроений, то я опасаюсь за твою безопасность.
– Бо, мы должны помнить, что у нас есть обязательства перед нашей подругой. Мы оба знаем, что Пип недооценивает серьезность положения. Ему гораздо больше хочется завершить свой экзаменационный проект.
Я кивнул.
– Сегодня я должен был играть на виолончели в оркестре… – Я отмахнулся от этой мысли. – В любом случае, сегодня я не могу отпустить тебя одну. Я хочу сопровождать тебя.
Элле ненадолго задумалась.
– Признаюсь, мне будет легче, если ты будешь рядом. Криг и его парни из гитлерюгенда собираются устроить сожжение книг на руинах статуи Мендельсона. Они требуют, чтобы студенты бросали в огонь партитуры, написанные еврейскими композиторами…
Ее голос прервался. Я поспешно встал и привлек ее к себе.
– Надень большое пальто, – наконец велела она. – И шляпу. Нам нельзя рисковать.
Мы сидели в уединенной нише в кафе «Вассерштрабе» и ждали прихода Пипа и Карин. Когда они появились, стало ясно, что Карин недавно плакала. Тем не менее она рассудительно обратилась к остальным: