– Теперь, когда это случилось, у нас нет никакой защиты. Хааке – известный антисемит. Посмотрите, как он старается навязать жуткие законы, принятые в остальных землях Германии. Сколько времени пройдет, пока они не запретят практику еврейским врачам в Лейпциге?
Пип поднял руки, призывая к спокойствию.
– Нам нужно не паниковать, а дождаться возвращения Гердлера. В газетах пишут, что он будет через несколько дней. Сейчас он уехал из Мюнхена в Финляндию по поручению Торговой палаты. Уверен, если он узнает о случившемся, то немедленно вернется в Лейпциг.
– Но город отравлен ненавистью! – выпалила Элле. – Все знают, как много евреев учатся в консерватории. Что, если они решат пойти дальше и сровнять ее с землей, как делали это с синагогами в других городах?
– Консерватория – это храм музыки, она вне религии или политики, – повторил Пип. – Прошу вас, мы должны сохранять спокойствие.
– Тебе легко говорить, – вполголоса заметила Карин. – Ты не еврей и можешь сойти за истинного арийца. – Она указала на рыжеватые волосы Пипа и его голубые глаза. – Я – другое дело. Сразу после разрушения статуи я прошла мимо группы молодежи по пути в консерваторию, и они кричали мне вслед: «Jüdische Hündin!»
Она вытерла глаза от набежавших слез. Все мы знали, что эти слова означали «еврейская сука».
– И более того, – продолжала Карин, – я даже не могу поговорить с родителями: они в Америке, и отец готовится к новой выставке.
У Пипа вдруг словно кровь вскипела под кожей. Он взял Карин за руку.
– Любимая, я защищу тебя, даже если нам придется уехать в Норвегию. Никто не причинит тебе вреда.
– Обещаешь? – с душераздирающей искренностью спросила Карин.
Пип нежно поцеловал ее в лоб.
– Обещаю.
Мы с Элле были довольны, что Пип впервые осознал серьезность нашего положения.
Следующие несколько дней я не выходил из квартиры и послал с Элле записку для преподавателей, что я слег с зимней простудой. Элле каждый вечер приходила ко мне и сообщала о передвижениях Эсзу. На третий вечер у нее появились новые сведения.
– Сегодня я проследила за несколькими офицерами СС в центре города. Я узнала, что они живут в гостинице рядом со штабом НСДАП.
– Что такое штаб НСДАП?
– Штаб-квартира нацистской партии. Полиция тоже расквартирована там.
Я оперся на хрупкую крышку стола.
– Думаешь, Криг живет там?
– Да, я практически уверена. Хотя… – Она посмотрела в сторону.
– Что, Элле?
– Я обнаружила, что там введена система ротации личного состава. Криг ездит по округе и посещает разные бригады гитлерюгенда, чтобы убедиться в эффективности местной пропаганды. Скоро он уедет из Лейпцига.
Я изумленно хохотнул.
– Как ты это узнала?
– Я поговорила с одним из нацистов.
Мое настроение моментально изменилось.
–
Она взяла меня за руки.
– Что может быть лучшей защитой, чем поддержка правого дела? Я подошла к одному из этих румяных подростков, который курил в колоннаде консерватории. Сказала ему, какой он красавец в этом мундире и как славно он позавчера разрушил статую.
Я отпустил ее руки и принялся массировать виски.
– Ох, Элле… Продолжай.
– Я спросила солдатика о его работе, и он сказал, что помогает тренировать бригаду под руководством старшего лейтенанта Эсзу… который завтра уезжает из города.
Мой гнев выплеснулся наружу:
– Ты играешь с огнем, Элле. Что, если бы он узнал, что ты еврейка?
Элле закатила глаза.
– Ради всего святого, посмотри на меня! Мои светлые волосы и голубые глаза вполне соответствуют немецкому представлению об арийской расе, не так ли? И просто удивительно, чего можно добиться, если похлопать ресницами…
Я вздохнул.
– Не знаю, что и думать. Полагаю, мне нужно радоваться, что если я затаюсь на ближайшие сутки, то Криг уедет из Лейпцига и эта угроза временно исчезнет. С другой стороны, мы не сможем осуществить твой план.
– Да, но тот молодой солдат сообщил, что Эсзу вернется через полгода для проверки «чистоты моральных стандартов». У нас будет время составить более конкретный план, чтобы вернуть ему алмаз и гарантировать твою безопасность.
Я начал расхаживать по маленькой спальне.
– Но это не меняет наше нынешнее положение, Элле. Нацисты не будут собирать вещи и уезжать вслед за Кригом. Здесь по-прежнему опасно.
Элле ненадолго задумалась.
– Как и предсказывал Пип, Гердлер вернулся. Сегодня днем он пообещал восстановить статую Мендельсона. План Хааке по его отстранению от должности провалился. Я думаю, обстановка стабилизируется. Пока Гердлер остается мэром города, для нас нет прямой угрозы.
Я перестал ходить по комнате и заглянул ей в глаза.
– Ты серьезно предлагаешь остаться, Элле?
Она медленно кивнула.
– У меня есть обязательства перед Карин. Пип пока что не собирается никуда уезжать, а она нуждается в нашей поддержке. Не забывай, Бо, что без ее отца нас здесь вообще бы не было. Мы должны остаться и защищать ее.
Я не мог с этим спорить. Если Карин оставалась, то мы должны были поступить так же.
– Понимаю, – ответил я.