Семейная хроника

Чтобы не сойти с ума, Ольга вспоминала в подробностях все дни своей жизни. Она думала о них в разной последовательности. Иногда начиная с рождения и до сегодняшнего дня, иногда наоборот. Она пыталась вспомнить даты, подробности всех событий. Это отвлекало, позволяло немного забыться. Одиночество было самым страшным испытанием. Она разговаривала с кусочком неба, которое было видно в тюремное окошко. Иногда луч солнца скользил по камере. Она устало поднимала голову, здороваясь с ним.

Звуки в камере были глухие. Слышен был только шум голосов, но разобрать слова было невозможно, да ещё доносились шаги конвоя по коридору. Иногда звучала громкая матерная брань. Ольга радовалась любым звукам, это напоминало, что она ещё жива. Глаза плохо видели. Они распухли от слез, потом от синяков и шишек, которые оставались после каждого допроса. Ей не хотелось открывать глаза. Она сидела, пытаясь погрузиться в свой привычный мир.

На восьмой день в комнате следователя за столом кроме него сидели ещё два человека, старше по возрасту и, видимо, по званию. Все были в штатском. Ольгу поставили перед ними. Она на секунду представила себе, как она выглядит в рваном, грязном платье, с непричёсанными волосами, разбитым лицом. Ей были глубоко неприятны эти люди. Не хотелось ни их жалости, ни участия. Хотелось только, чтобы поскорее всё закончилось и наступил какой-то конец, пусть самый страшный. Она уже не боялась смерти. Даже если расстреляют, это будет облегчение, наступит конец всем мытарствам.

Следователь зачитал приговор. Она услышала только последнюю фразу, что её приговорили к двадцати пяти годам лишения свободы по статье пятьдесят восьмой, как врага народа, без права переписки. И она будет переведена из тюрьмы в лагерь.

Ольга только спросила, может ли она узнать о судьбе близких. Ей ответили резким отказом.

После зачтения приговора Ольгу отвели уже в другую часть тюремного здания. Когда конвойный открыл перед ней дверь новой камеры, Ольга увидела огромное помещение, похожее на казарму. В два ряда стояли нары, в конце комнаты было большое зарешёченное окно. У двери стояла параша. Все нары были застелены одинаковыми синими одеялами, подушки были без наволочек. В камере была только одна женщина в сером платье, с косынкой на голове. Она сидела за столом и что-то писала. Ольга обрадовалась чистоте и хоть какому-то уюту, который был здесь.

Конвойный подвел Ольгу к нарам, стоящим у двери. Бросил ей одеяло и подушку и молча вышел. Ольга села на нары и тихо заплакала. Это были слезы радости. Она снова была среди людей. Осталась жива. Про то, что ей дали двадцать пять лет лагерей, она старалась не думать. Казалось, что это страшная ошибка и её должны исправить, что её оправдают, и они опять все будут вместе.

Женщина в сером платье подошла к Ольге, села рядом, не говоря ни слова. Ольга спросила, как её зовут, где все и что с ними будет дальше. Женщина смотрела куда-то вдаль, блаженная улыбка застыла на лице. Она не произнесла ни слова.

Ольга ещё раз громко спросила, как зовут, та опять ничего не ответила. Они сидели рядом, но Ольге казалось, что их разделяет огромное расстояние, и женщина в сером платье, будто пришелец с другой планеты, совершенно не понимает происходящего, а главное, и не собирается ничего понимать, а просто продолжает пребывать в какой-то своей прежней жизни и улыбаться только ей одной известным мыслям.

Вскоре в камеру вернулись с работы все обитательницы. Стало шумно от разных женских голосов. Они обсуждали сегодняшний день, о чём-то споря. Ольга забралась подальше на нары и сидела тихо, стараясь быть незаметной. Вдруг одна из женщин увидела её, подошла поближе. Встала напротив, уперев руки в широкие бока, и грубым голосом, сопровождая через слово свою речь отборным матом, спросила: «Ну что, новенькая, небось по 58-й статье, сразу видно, что тухлая интеллигентка».

Ольга вдруг вся ощетинилась. В глазах появилась та злость, которая копилась всё это время, а может быть, просто сработал инстинкт самосохранения. Ей показалось, что если она сейчас не даст достойный отпор этой наглой грубой бабе, то вся её последующая жизнь здесь превратится в сплошной кошмар. Пусть уж всё закончится сразу, и если ей суждено умереть, то пусть убьют здесь и сейчас. Ольга встала, сделала шаг вперёд, гордо подняла голову и, глядя прямо в глаза, твёрдым голосом сказала: «За что я здесь, знают только следователь и суд, который приговорил меня сегодня к двадцати пяти годам лишения свободы по 58-й статье. И если вы посмеете хоть пальцем меня тронуть, то вам придется очень худо».