Семейные обязательства

В склепе было спокойно, как-то по-домашнему. И совсем не страшно. Казалось бы, холодный камень надгробий и неверный свет огонька масляной лампы должны пугать — но нет.

В памяти неожиданно всплыло — ей лет пять, она играет с куклой на толстом ковре в гостиной. Рядом мама читает толстую книгу, а брат с отцом смеются у окна. Брат пытается узнать, подарят ли ему на Рождество коня, а отец отшучивается.

Элиза знает, что брата ждет лошадка. Не деревянная, живая, тонконогая вороная кобылка с белой звездочкой во лбу. Но это секрет, и Элиза молчит…

Склеп совсем непохож на гостиную их старого дома. Там пахло растопленным камином, мамиными духами, розами, апельсином, который чистил брат… Здесь — камень, сухая трава (откуда бы? Неужели венки сохранились?) и немного пыли. Но ощущение безопасности, родных людей рядом и ожидание близкого чуда были теми же, что и тогда.

Элиза глубоко вздохнула, подняла лампу повыше и осмотрелась. У стен стояли саркофаги. На ближайшем ко входу лежала горка сухих веточек, повязанных траурной лентой — видимо, когда-то это был венок из живых цветов. Элиза подошла поближе, смахнула пыль, посветила и прочитала: «Наталья Лунина». Судя по датам, это и была прабабушка, последняя из Луниных, кто жил здесь.

— Здравствуй, Наталья, — вслух сказала Элиза, гладя пальцами надпись — я тоже Лунина и тоже вдова…

Она поставила фонарь на стол, рядом с чашей. Присела на каменную скамью и выдернула пробку из бутылки.

— За тебя, Наталья Лунина. Жаль, бокала нет, как-то в голову не пришло. Только штопор припасла… Ты ведь меня простишь?

Элиза глотнула вина из горла, и по телу тут же разлилось приятное тепло, почти такое же, как на виноградниках.

— И за всех вас, мои далекие и близкие предки, — она выпила еще несколько глотков. — Я последняя. Отец тоже Лунин… был. До гражданской казни. Теперь — нет. Так что осталась только я.

Она встала, плеснула из бутылки на покрытый шершавой плиткой пол.

— Приветствую вас всех.

Грустно усмехнулась и села обратно. Уходить не хотелось, тут было слишком хорошо и спокойно.

— Я теперь только с мертвыми могу по душам разговаривать. Больше не с кем.

Элиза слегка захмелела, но вместо того, чтобы отставить бутылку, глотнула еще.

— Знаешь, прабабушка Наталья, я ведь до сих пор не верю, что вдова. Злюсь на мужа страшно — как он мог меня бросить? Мы не по любви венчались, ради долга, да и сердце его было не со мной… Но мне начало казаться, что все получится. Я думаю, что он к смерти как-то подозрительно хорошо подготовился. Завещание написал. И в последние дни перед дуэлью будто извинялся за что-то. И в гробу лежал не он. Точная копия, но поклясться могу — не он! А потом вспоминаю, как его мертвую руку держала. Еще теплую. Вот я дура-то, а?

— Здравствуй, внучка, — вздохнули рядом. — Все мы разум теряем, когда мечтаем о любви. Хотя мужчины, конечно, те еще мерзавцы.

Элиза подняла глаза и увидела рядом с собой, на каменной скамье, пожилую даму в наряде прошлого века. Темно-бордовое платье со множеством оборок на широкой юбке и кружевами на рукавах, вырез прикрыт воздушным шелковым шарфом, на голове сложная прическа с перьями.

Дама смотрела на Элизу с сочувствием.

— Наталья, не морочь девчонке голову, — возразил даме невысокий, прямой как палка старик в расшитом дублете с разрезными рукавами. — Все люди — сволочи примерно одинаково. Вы, бабы… прости, дамы, — осекся он под строгим взглядом. — Так вот, вы обычно еще и хитрые.

Он подошел к столу из глубины склепа, положил на столешницу тяжелый меч и сел напротив Элизы.

— Началоооось в деревне утро, — издевательски протянул совсем молодой, немногим старше Элизы, воин в доспехе времен Мстислава. — Нашли, о чем спор устраивать. Потом доругаетесь, без потомков.

Он уселся во главе стола, сложил перед собой руки и пристально посмотрел на Элизу.

— Здравствуй, Елизавета Лунина. Приветствуем на нашей с тобой земле. Молодец, что замок роду вернула.

В голове Элизы шумело вино. Она не была абсолютно уверена, что действительно видит призраки своих предков. Могла и придумать… Но как же хотелось, чтобы они были настоящими! Хоть кто-то родной!

— Здравствуйте… все, — ответила Элиза. — Прабабушка, у тебя прекрасный портрет. Похож — как две капли. А вот твоих портретов, Александр Григорьевич, сын Гришко Лунки, я не видела, слишком много лет прошло. Не знала, что ты таким молодым погиб.

— Я первый, кого в этом склепе похоронили, — как о чем-то обыденном, ответил он, — отец после еще двадцать лет прожил, внуков, сыновей моих, вырастил.

Дед в кирасе хитро смотрел на Элизу. Она лихорадочно рылась в памяти. По портретам его не узнать — либо не сохранились, либо написаны так, что никакого сходства не найти. В поисках подсказки она рассматривала рукоять дедова меча с большим рубином.