Семья

– Было в твоей жизни так, чтобы ты нанёс себе вред, не рассчитав усилие?

Сергей задумался и ослабил руки. Я высвободилась.

– Точно так, как ты не можешь ненароком ударить сам себя или ненароком сломать сам себе кость, точно так, ты не можешь нанести вред моему телу. Какая бы страсть тобой не владела, внутри есть ограничитель усилия. Этот подсознательный механизм работает всегда, когда ты имеешь дело с хрупким предметом или живым существом. Я не умею объяснить, но чем больше сила человека, тем более надёжно работает подсознательный механизм контроля, и дублировать его контролем со стороны сознания не имеет смысла, а, может быть, и вредно. Люди, которые боятся ненароком раздавить в руках хрупкую фарфоровую чашку, как правило, её роняют. – Я поцеловала его в подбородок. – Серёжка, как ты не понимаешь, в моей голове живёт прямая корреляция – я тем более желанна, чем менее ты способен контролировать себя! – Я помолчала, изготавливаясь к прыжку и, взглянув на него из-под ресниц, спросила: – Возьмёшь меня в ассистентки? – Взвизгнула, уклоняясь от захапистых рук и… опять не успела.

День второй

Даша пришла в спальню, как и положено, перед завтраком. Сергей уже ушёл, торопясь до отъезда из дома встретиться с детьми.

– Маленькая, доброе… – Даша запнулась, увидев, что я и одета, и причёсана. – Ты уже сама справилась?

Завязывая поясок платья, и не взглянув на неё, я холодно ответила:

– Сама справилась, Даша.

– Ааа. – Она помолчала, растерянно топчась у двери, не проходя ни вглубь спальни, ни ко мне в гардеробную. – Ну, я тогда пойду?

– Нет, не пойдёшь.

Повернувшись к ней спиной, я достала туфли с полки. Надела, оглядела себя в зеркало, и только потом подошла к ней. «Неужели всегда за безупречной красотой прячутся злость, жадность, глупость? – вопрошала я про себя, изучая её лицо. – Бывает ли, чтобы столь совершенная внешность совмещалась с умом и ангельским характером?»

Я вздохнула, стрельнув глазом из-под ресниц, Даша затаилась.

– То, что я сейчас скажу, я больше повторять не буду, – начала я, – поэтому будет лучше, если ты усвоишь сказанное с первого раза.

Дашин взгляд метнулся ко мне и испуганно застыл. И я продолжала:

– Если ты ещё раз позволишь себе излить свою зависть и злость на моих детей, я тебя выгоню. Выгоню, как бешеную собаку. Ты поняла, Даша?

Она отступила назад к двери и кивнула.

– Надеюсь, тебе достанет ума извиниться перед Катей?

Она опять кивнула.

– И поблагодари моих детей за сдержанность, ни тот, ни другой ничего не сказали деду.

Дашины глаза округлились, видимо, мысль о том, какой будет реакция Андрэ в ответ на её заявления в адрес Кати, посетила её только сейчас.

– И ещё, Даша, – чувствуя брезгливость, я не стала этого скрывать, – что ты, как гулящая девка, размахиваешь угрозой завести себе любовника? Приличные замужние дамы даже мысли такой не допускают, а если и допускают, то молчат об этом.

Лицо Даши стало пунцовым, низко опустив голову, она сдавленно прошептала:

– Стефан не спит со мной.

– Вывесив флаг доступности, ты полагаешь привлечь мужа в спальню?

По её щекам, догоняя одна другую, побежали частые слёзы. Я опять вздохнула. Даша всегда была скорой на слёзы.

– Проходи, Даша, садись.

Будто только и ждала приглашения, Даша устремилась к диванчику, села, притиснув друг к дружке округлые коленки, и спрятала лицо в ладонях. «Слёзы бывают разные, – подумала я. – Слёзы от физической боли льются сами по себе и приносят облегчение. Бывают слёзы раскаяния – плач, рвущий душу и больше напоминающий вой. Бывают слёзы обиды, когда попранное самомнение жалеет себя. А ещё слёзы злости, когда не удаётся получить то, что хочется. Но есть слёзы-ложь, манипуляция, излюбленный инструмент женщины, чтобы надавить на чувство вины и вызвать жалость». Я отвернулась от Даши и подошла к окну, выжидая, когда она наплачется. У конюшни резвилась Кармен – взбрыкнув, она подбросила зад в воздух. Стефан что-то сказал ей, ведя в поводу оседланного Мустанга. Кармен подбежала к Мустангу и ещё раз взбрыкнула. Я улыбнулась, оглянулась и перехватила взгляд Даши. Застигнутая врасплох, она тотчас потупилась и, заминая подол платья в кулачок, попросила:

– Маленькая, научи, как вернуть Стефана.

– Я не могу, Даша.

– Почему? – вспухла она тотчас губками – красивый синеглазый ребёнок, сломавший куклу и искренне ожидающий, что по его желанию игрушка станет прежней.

Я безразлично пожала плечами.

– Я не знаю почему, Даша. Вопрос не ко мне. Я много раз говорила тебе об ошибках в отношениях со Стефаном, ты меня не услышала.

– Ты можешь помочь! Поговори со Стефаном, Маленькая. Стефан мой муж!

– Да, Даша, к несчастью для Стефана, Стефан твой муж. И его семейная жизнь – это ежедневная морось высказанного, полувысказанного или невысказанного, но молча демонстрируемого, недовольства. Ржавчина недовольства давно съела краски с ваших отношений, сделав их слякотно серыми.

– Неправда, я люблю Стефана! – Дашины щёки опять обзавелись ручейками слёз.

Я покачала головой.