Семья

Он стоял в проёме ворот и поправлял ремень на джинсах. Удивление, разочарование, осуждение, неприятие, что ещё выразило моё лицо? Стефан молчал и смотрел, как всегда, спокойно-внимательным взглядом. Внутри конюшни ржала, била копытом Красавица. Очнувшись от потрясения, я устремилась на её зов. Буркнула на ходу:

– Извини.

Красавицу седлать я не стала, кинула на неё попону и прямо с земли взлетела к ней на спину. Лошадь нетерпеливо заплясала подо мной, я направила её из конюшни, она в несколько прыжков достигла ворот, я перегнулась, сняла засов с петли и толкнула створку. Та послушно поехала, открывая узкий проход.

Когда-то Стефан учил меня выездке без седла. Пригнувшись к шее и сжимая бока Красавицы коленями, я старалась найти то положение тела, когда скачка станет доставлять удовольствие и мне, и ей. Вскоре мне это удалось, чувствуя, как ходят подо мной её мускулы, я с нежностью подумала: «Милая, хорошая моя лошадка, увези меня от чужих страстей!» Ветер, летевший в лицо, охлаждал горевшую кожу и выветривал неприятное чувство, рождённое чужим предательством. Вместе с этим чувством я освобождалась и от влечения к Стефану. Многолетнее наваждение рассеивалось, даря мне свободу.

«Серёжка, после того поцелуя со Стефаном, между нами моя вина, отравляющая и меня, и тебя. Ты чувствуешь её, но терпеливо ждёшь, не расспрашивая, давая мне возможность всё рассказать самой. А я не знаю, как рассказать так, чтобы не тревожить твою ревность. Потому что влечение никуда не делось, и мой рассказ, каким бы честным он ни был, всё равно стал бы ложью. Теперь, милый, всё изменилось, теперь я расскажу тебе всё».

Сзади раздался топот копыт.

«Гром! Ох, девочка, Гром настигнет скоро, от Грома нам с тобой не убежать!»

Я оглянулась и от неожиданности чуть не сорвалась с лошади. На спине Грома скакал Серёжа и, кажется, тоже без седла. Он был в деловом костюме, и галстук развевался за его спиной. Я расхохоталась и, аккуратно натягивая поводья, плавно остановила Красавицу.

Достигнув нас, Серёжа соскочил с коня и подбежал, ощупывая тревожным взглядом моё лицо.

– Как хорошо, что это ты! – воскликнула я и скатилась в его объятия. – Ах, как я рада! Как рада, что это ты! Откуда ты взялся? Я думала, это он скачет. Я, как дура, обрадовалась, что не помешала… думала, там Михаил… А это он… Он… он с ней прямо на конюшне… Серёжа, а дочка, а жена?.. Ооо, как же хорошо, что это ты! Теперь я всё могу рассказать… Ох, Серёжка, как же я люблю тебя! Как я люблю тебя, Серёжа!

Повиснув на его шее, я целовала его лицо, смеялась и несла бессвязную нелепицу. Он крепко прижимал меня к себе, молчал, давая возможность излиться эмоциям. Иссякнув, уставшим голосом я сказала:

– Ты смешно выглядел на Громе в костюме… галстук, как вымпел за плечом. – Я посмотрела на его губы и провела по ним пальцем. – Поцелуй меня. Поцелуй меня, пожалуйста.

Мы встретились как раз напротив нашей любимой полянки. С дороги полянки не было видно, она пряталась за старым дубом с огромными, выступающими над поверхностью земли, корнями. Дуб помнил наши разговоры на его корнях. Помнил он и наш страстный секс, когда Серёжа прижимал меня к его необъятному стволу, помнил и нежные ласки, когда мы ложились на землю меж его корней.

Сейчас мы сидели на корнях. Кони щипали жухлую, а то и высохшую на корню, траву. Я рассказывала то, о чём никак не могла заговорить уже месяц.

– Я ответила на его поцелуй. Вначале думала, что это была благодарность и нежность за ту тяжёлую для всех, а для него особенно, неделю. Он тогда был один на всех, потому что заболели все. Своих, Дашу с Анютой, не уберёг, обе заболели. Он помогал мне, ухаживал за больными, ещё и на конюшню бегал, помогать с лошадьми больному Василичу…

Всё случилось в конце сентября. Серёжа уехал по делам на две недели. Паша отвёз его в аэропорт и отправился в ежемесячный трёхдневный загул. Вернулся домой с температурой. Стефан не успел его перехватить и изолировать, поэтому изолировал меня, попросту пресёк любые контакты с теми из домочадцев, кто уже побывал поблизости от заболевшего Павла. А побывали все. И Настя, отправившись обедать в столовую, уже в детскую не вернулась.

Стефан добился результата – ни я, ни малыши не заболели. Потом, когда вирус отступил, свалился сам – после восьми суток, по большей части проведённых на ногах, уснул на двое суток.

Ближе к полудню первого дня перепуганная, вся в слезах Даша прибежала на кухню. Настя уже вернулась в детскую к малышам, поэтому я помогала еще слабой Маше с приготовлением обеда.

– Маленькая, Стефан не встаёт. Как лёг вчера, так и не шевелился. Бужу, он не реагирует. Он всегда очень чутко спит, а сегодня, даже когда Анюта заплакала, не проснулся.

– Даша, Стефан устал. Не буди его, дай выспаться.

– Нет, Маленькая, мне иногда кажется, он не дышит. Я ночью несколько раз к нему… – несмотря на слёзы, она покраснела, – он всегда отвечает, а сегодня даже его… пойдём, посмотри на него. А если он заболел, а проснуться не может? Пойдём, Маленькая!

– Маша, я схожу, – уведомила я, сняла с себя фартук и пошла за Дашей.