Семья

– Благодарю. – Я помолчала и засмеялась. – А знаешь, мне приятно!

Глаза парня стали по-мужски ласковыми.

Под моим выжидающим взглядом, он стёр улыбку и стал рассказывать:

– Она болела. Тяжело болела. Онкология у неё была. Он девок домой стал таскать ещё, когда она жива была. Сказал, что он здоровый в отличие от неё, и ему нужен секс. Я сам за ней ухаживал. Всё сам. Только самое интимное она мне не позволяла, терпела, когда сиделка придёт. Он сиделку нанял только на четыре часа в день. Сказал, пусть мама в остальное время спит. Потом решил её в больницу сдать, чтобы не дома умерла, а меня в Англию хотел отправить. Я кухонным ножом руки себе стал резать. Сказал, убью себя, если он нас разлучит. Игорь вывернул левую руку, демонстрируя шрамы на подушечке большого пальца и на запястье. Рассказ ему давался трудно – он произносил фразу, потом умолкал, потом говорил следующую, опять молчал. Лорд поднялся, положил голову парню на колени и тихонько поскуливал. Игорь гладил пса по голове.

– Мама на моих руках умерла. Тихо умерла, улыбаясь. Она, когда улыбалась, у неё глаза лучились. Как у тебя. Когда заболела, перестали лучиться. А умирала, опять лучились.

Я не видела, плакал он или нет, я смотрела в сторону конюшни. Явилась Маша с мокрым лицом, поставила разнос на стол, молча налила в чашки чай, одну мне, одну Игорю, подала ему на тарелке кусок пирога.

– Поешь. Малиновый, вкусный. – Посмотрела на меня. – Этого, – мотнула в сторону головой, – угощать не буду, хоть режь меня! – Угрожающе выставив подбородок, Маша гордо удалилась.

– Благодарю, Маша. Как её зовут?

Игорь непонимающе уставился. Понял и, отвечая, выделил слово «зовут»:

– Маму зовут Людмила.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– Мужчина уже. – Я помолчала. – То, что я сейчас скажу, Игорь, тебе вряд ли понравится, поэтому, можешь сразу уйти. Будем считать, что твои извинения приняты.

Он остался в кресле и, ожидая продолжения, исподлобья, в упор смотрел на меня.

– Я мать и знаю, счастье матери в счастье её дитя. Я бы не хотела, чтобы мой ребёнок выбрал ту жизнь, которую выбрал для себя ты. Твоей маме было больно оставлять тебя, но она улыбалась, веря в доброе будущее своего мальчика, потому что она хорошо воспитала его. Он вырос заботливым, любящим, верным. Значит, и она прожила свою короткую жизнь не зря.

Игорь низко опустил голову, рука застыла на голове Лорда, пёс продолжал тихонько скулить.

– Сейчас ей очень больно, больнее, чем, когда она умирала. Ты забыл, чему тебя учили её лучистые глаза. Ты разрушаешь свою жизнь, думая, что мстишь отцу. Ты ненавидишь отца – он был жесток с твоей мамой. Зато ты способен на жестокость к другим женщинам, возможно, и к детям тоже. У тебя, парень, нет морального права осуждать отца. Пётр Игоревич не любит животных и живёт только для себя. Ты любишь животных, ненавидишь людей и не способен жить даже для себя.

Не отвечая, Игорь долго молчал, рука его то гладила голову Лорда, то замирала. Наконец, он поднял голову и спросил:

– Ты думаешь, мама знает обо мне?

– Да. Я знаю о законе сохранения энергии – опыт человека, его чувства и знания, это тоже энергия, а энергия не может исчезнуть просто так. И ещё, мама твоя, до тех пор твоя мама, пока она остаётся мамой для тебя, пока ты сохраняешь о ней память.

Он вновь надолго умолк. Я не мешала ему. К чаю ни он, ни я не притронулись.

– Я не был жесток с женщинами, – наконец, прервал он молчание, – и с детьми тоже. Я был с ребятами один только раз до… встречи с вами. Мужика пьяного обчистили, даже не били.

– Скажи, что было бы со мной, если бы Серёжа не был умелым противником?

Игорь не ответил.

– Игорь, мои дети проснулись, мне кормить их пора. Я предлагаю тебе остаться у нас на пару дней, если ты, конечно, хочешь. С отцом я твоим договорюсь.

Он поднял взгляд. В глазах появилось что-то новое. Решение? Осознание себя?

– Я сам с ним договорюсь, – спокойно сказал он.

– Тогда, Игорь, я побежала. Встретимся за обедом.

Парень оказался компьютерным гением. Серёжа с радостью взял его на работу. Почти каждые выходные Игорь проводит у нас – возится с собаками, ухаживает за лошадьми, не чурается и «фермы» Василича, в саду тоже помогает. Паша загоняет его до пота тренировками, Маша откармливает, Даша вылечила его кожу.

Его отцу от дома отказано…

– Ели какие могучие, прямо лес настоящий! – восхитилась я.

– Да, Маленькая, настоящий еловый бор, а на участке сосны в основном. Нам ещё минут тридцать ехать.

Наконец, машина повернула с дороги прямо в ельник, и метров через десять глазу открылось залитое солнцем пространство с редкими соснами и высокой, в пояс Серёже, сухой травой.

– Приехали, Девочка! – сказал Серёжа и заглушил мотор.

Я вышла из машины и отправилась бродить по участку, ступая там, где трава была пониже.

– Серёжа, а где дом будет?

– Сейчас, Маленькая, – издалека отозвался он, – нарежу травы, потом всё тебе расскажу и покажу.