— А вот почему, считайте-ка: ещё и месяца нет, как я сюда определилась, а у меня уже пятьдесят — шестьдесят франков в день чистоганом. Четыреста франков в неделю. Значит, за три года, а может, и поскорее я прикоплю тридцать тысяч франков. И в тот же день — конец Крикри, Ринетте и всему прочему! Хватает Викторина свою кубышку, все свои манатки — и скок на поезд в Ланьон! Прощайте, друзья-приятели!
Она хохотала.
«Нет, всё же я не так плох, как мои поступки, — думал Жером с какой-то мрачной убеждённостью. — Право, нет, всё гораздо сложнее. Я стою большего, чем моя жизнь. Но ведь если б не я, эта девчушка… Если б не я…» Из глубин его памяти снова выплыли пророческие слова:
— А родители твои живы? — спросил он.
Одна мысль, пока ещё смутная, от которой он даже старался отделаться, медленно зарождалась в его уме.
— В прошлом году, в день святого Йова, умер отец.
Она запнулась, хотела было перекреститься, но раздумала.
— Из всей родни у меня осталась только тётка, живёт в собственном домике на площади за церковью. В Перро-Гиреке не бывали? У старушки, значит, одна я наследница. Добра-то у неё никакого нет, зато есть дом. А живёт она на ренту в тысячу франков в год. Она долго была в служанках у одних дворян. К тому же сдаёт напрокат стулья в церкви, а это тоже доход… И вот, — продолжала Ринетта, и лицо её просветлело, — на тридцать тысяч капитальца, как говорит мадам Жюжю, я могу иметь такую же ренту или около того. Да постараюсь вдобавок и подработать. Будем с ней жить вдвоём. Мы и прежде ладили. А ведь там, — заключила он с глубоким вздохом, пошевеливая ногой и глядя на носок своей атласной туфельки, — там ведь никто обо мне ничего даже и не слышал. Со всем покончу, всё и забудется…
Жером встал. Замысел его ширился, захватывал его. Он прошёлся взад и вперёд по комнате. Проявить великодушие… Искупить…
Он остановился перед Ринеттой:
— Как видно, вы очень любите свою Бретань?
Её до того удивило обращение на «вы», что она даже не сразу ответила.
— Ещё бы! — вымолвила она наконец.
— Ну, раз так, вы туда возвратитесь… Да… Слушайте же.
Он снова начал шагать по комнате. Им овладело нетерпение балованного ребёнка… «Если не сделать этого сейчас же, — подумал он, — то я ни за что не ручаюсь…»
— Так выслушайте же меня, — повторил он прерывистым голосом. — Вы туда возвращаетесь. — Глядя ей прямо в глаза, он изрёк: — Сегодня же вечером!
Она рассмеялась:
— Я-то?
— Да, вы.
— Сегодня вечером?
— Да.
— В Перро?
— В Перро.
Она больше не смеялась, смотрела на него исподлобья с недобрым выражением. Зачем он сейчас-то над ней насмехается, зачем же он над всем этим шутит?
— Если б вы, как ваша тётка, имели тысячу франков в год… — начал Жером. Он улыбнулся. Улыбка не была злой.
«С чего это он заговорил о тысяче франков?» Она не спеша всё подсчитала, разделила на двенадцать.
Он продолжал уже без улыбки.
— Как фамилия нотариуса в ваших краях?
— Нотариуса? Какого? Господина Беника?
Жером приосанился:
— Так вот, Крикри, даю тебе честное слово, что ежегодно первого сентября господин Беник будет вручать тебе тысячу франков — от меня. А за этот год вот, получай, — добавил он, открывая бумажник. — Здесь тысяча франков с гаком для вашего устройства в тамошних краях. Берите.
Она сидела, расширив глаза, кусая губы, не говоря ни слова. Деньги были тут, перед ней, — только руку протяни… В ней ещё сохранился такой запас наивности, что она была лишь озабочена, но недоверия не испытывала. Вот она наконец взяла банкноты, которые настойчиво протягивал Жером, сложила их в тугой свёрточек, запрятала в чулок и взглянула на Жерома, не зная, что сказать. Ей даже и в голову не пришло поцеловать его. Она совсем забыла, кто она и чем они были друг для друга: снова он стал для неё «господином Жеромом», другом г‑жи Пти-Дютрёй, и она снова робела перед ним, как и в первые дни знакомства.
— Ставлю одно условие: отправитесь вы сегодня же вечером, — присовокупил он.
Она пришла в смятение:
— Вечером? Сегодня? Ну нет, сударь. Это невозможно.
Он скорее бы отказался от своего доброго поступка, но исполнение его не отложил бы ни на день.
— Да, нынче же вечерам, малышка, и при мне.
Она сразу поняла, что он не уступит, и вдруг рассердилась. Вечером? Вот бессмыслица! Главное — это самый разгар работы. А все её вещи в гостинице? А подруга, которая пополам с ней снимает комнату? А мадам Жюжю? Да и бельё у прачки. Главное, отсюда её не выпустят так просто… Она металась, словно птица, попавшая в сети.
— Я схожу за мадам Розой, — выкрикнула она со слезами на глазах, выложив все доводы. — Сами увидите, это просто невозможно. Главное, я не желаю.
— Ступай, ступай скорее.
Жером приготовился к бурному отпору и собирался заговорить в повышенном тоне. Его очень удивила благосклонная улыбка мадам Розы.
— Ну конечно, — сказала она в ответ, тотчас заподозрив полицейскую ловушку, — все наши дамы совершенно свободны, мы их никогда не задерживаем.