Семья Тибо.Том 1

Антуан не стал убеждать аббата с помощью ловко подобранных доводов; он подробно остановился на событиях дня, проведённого им в Круи и завершившегося ссорой с отцом; за ссору аббат не преминул его упрекнуть — молча, одним многозначительным движением рук, которые он почти всё время держал у груди; вяло поникшие, с округлыми запястьями, руки прелата внезапно, не меняя, однако, своего положения, словно бы оживились, будто природа сохранила за ними ту способность к выражению чувств, в которой было отказано прелатовой физиономии.

— Судьба Жака теперь в ваших руках, — заключил Антуан. — Лишь вы один в силах заставить отца прислушаться к голосу рассудка.

Аббат не отвечал. Взгляд, обращённый на Антуана, был исполнен такого уныния и так рассеян, что молодой человек опешил. Он ощутил вдруг своё бессилие, вдруг осознал, с какими неимоверными трудностями сопряжено то, что он решил предпринять.

— А потом? — мягко спросил аббат.

— Что потом?

— Допустим, ваш отец согласится взять сына в Париж; что он будет делать потом?

Антуан смутился. У него был свой план, но он не знал, как его изложить, настолько маловероятным казалось ему теперь, чтобы священник мог согласиться с самой сутью этого плана, — покинуть отцовскую квартиру, переехать вдвоём с Жаком на первый этаж, почти совсем изъять мальчика из-под власти отца, взять на себя одного руководство воспитанием, контроль над занятиями и надзор за поведением младшего брата. На сей раз священник не мог удержаться от улыбки, но в ней не было никакой иронии.

— Вы хотите взвалить на себя весьма трудную задачу, мой друг.

— Ах, — пылко отозвался Антуан, — я абсолютно уверен, что малыш нуждается в очень большой свободе! Он не сможет развиваться в атмосфере принуждения! Смейтесь надо мной, но я по-прежнему убеждён, что если бы им занимался я один…

В ответ священник снова покачал головой и посмотрел на него тем пристальным и проникновенным взглядом, который идёт откуда-то издалека и пронизывает вас насквозь; Антуан ушёл в полном отчаянии: после яростного отказа отца небрежный приём, оказанный ему аббатом, не оставлял уже никакой надежды. Как бы он удивился, если бы узнал, что аббат решил в тот же день наведаться к г‑ну Тибо!

Но аббату не пришлось себя утруждать.

Когда он вернулся домой — он жил вдвоём со своей сестрою неподалёку от архиепископской церкви, — чтобы, как всегда после утренней мессы, выпить чашку холодного молока, он увидел в столовой дожидавшегося его г‑на Тибо. Ещё не остывший от гнева, толстяк сидел, развалившись на стуле и упираясь руками в бёдра. При виде аббата он встал.

— А, вот и вы, — проворчал он. — Мой приход вас удивляет?

— Меньше, чем вы думаете, — откликнулся аббат.

Временами мимолётная улыбка и лукавый блеск глаз озаряли его спокойное лицо.

— У меня исправная полиция: я в курсе всего. Разрешите? — добавил он, подходя к столу, где стояла чашка молока.

— В курсе? Значит, вы уже виделись с…

Аббат мелкими глотками пил молоко.

— О состоянии здоровья Астье я узнал вчера утром от герцогини. Но лишь к вечеру мне сообщили, что ваш соперник снял свою кандидатуру.

— О состоянии здоровья Астье? Разве он… Ничего не понимаю. Мне абсолютно ничего не известно.

— Неужели? — сказал аббат. — Значит, на мою долю выпало удовольствие первым сообщить вам эту приятную новость?

Он помолчал.

— Ну так вот: со стариком Астье четвёртый удар; на этот раз бедняга не выживет. Тогда декан, не будь дурак, снял свою кандидатуру, и вы остались единственным кандидатом в Академию моральных наук.

— Декан… снял кандидатуру? — пролепетал г‑н Тибо. — Но почему?

— Потому что он сообразил, что декану филологического факультета больше подобает заседать в Академии надписей, и предпочёл подождать несколько недель и получить кресло, которое никто у него не сможет отнять, чем рисковать, тягаясь с вами!

— Вы уверены в этом?

— Уже объявлено официально. Я видел вчера вечером непременного секретаря на заседании Католического института{31}. Декан самолично вручил ему заявление о снятии своей кандидатуры. Кандидатуры, которая не продержалась и суток!

— Но в таком случае… — запинаясь, выговорил г‑н Тибо.

Он задыхался от радостного изумления. Заложив руки за спину и потоптавшись по комнате, он шагнул к священнику и чуть было не схватил его за плечи. Но ограничился тем, что сжал его руки.

— Ах, дорогой аббат, я никогда этого не забуду. Спасибо. Спасибо.

На него нахлынуло безбрежное счастье, оно захлестнуло все прочие чувства; гнев смыло могучей волной. И ему даже потребовалось напрячь память, когда аббат прошёл с ним, ничего не замечавшим от радости, в свой кабинет и спросил самым естественным тоном:

— Так что же привело вас ко мне в столь ранний час, дорогой друг?