Семья Тибо. Том 2

Первый пункт заключается в том, чтобы установить соучастие Сербии в преступлении. Вена приказывает немедленно произвести официальное расследование в Белграде и во всём сербском королевстве. Нужно во что бы то ни стало получить доказательства. Между тем пока что этот первый пункт программы, по-видимому, провалился. Удалось установить всего-навсего несколько имён сербских офицеров, замешанных в антиавстрийском движении в Боснии. Несмотря на строгие указания, расследователи не смогли прийти к заключению о виновности сербского правительства. Естественно, что их доклад был положен под сукно. Его тщательно скрыли от журналистов. Но Хозмеру удалось раздобыть эти материалы. Они здесь, — добавил он, положив руку на толстый пакет на столе, с красными печатями, выделявшимися в свете лампы.

Задумчивый взгляд Мейнестреля на мгновение остановился на пакете и снова устремился на Жака; тот продолжал:

— Что же сделало австрийское правительство? Оно оставило всё это без внимания. И здесь мы имеем явное доказательство того, что оно преследовало тайную цель. При его попустительстве стали писать, что соучастие Сербии — установленный факт. Официальная печать не перестаёт обрабатывать общественное мнение. К тому же нетрудно было сыграть на убийстве. Митгерг и Бём могут подтвердить, что личность наследника престола священна там в глазах народа. В настоящее время нет ни одного австрийца или венгра, который не был бы убеждён, что сараевское убийство есть результат заговора, поощряемого сербским правительством, а может быть, и русским, и имеющего целью выразить протест против аннексий Боснии; ни одного, кто не считал бы себя оскорблённым и не стремился к мести. Именно этого и хотели в высоких сферах. На следующий же день после убийства было сделано всё, чтобы раскалить национальное самолюбие!

— Кем сделано? — спросил Мейнестрель.

— Людьми, стоящими у власти. Главным образом министром иностранных дел Берхтольдом[39].

Тут вмешался Бём.

— Берхтольд! — сказал он с многозначительной гримасой. — Чтобы всё понять до конца, надо знать этого честолюбивого господина так, как знаем мы! Подумайте: раздавив Сербию, он мог бы стать австрийским Бисмарком! Уже дважды ему казалось, что это удастся. И оба раза возможность ускользала у него из рук. На этот раз он чувствует, что у него есть шансы. И не хочет их упустить.

— Однако Берхтольд всё же ещё не вся Австрия, — заметил Ричардли.

Он повернул свой острый нос прямо к Бёму и улыбался. В малейших его интонациях чувствовалась полная внутренняя уверенность, свойственная молодым людям, овладевшим стройной доктриной, в истинности которой они не сомневаются.

— Ах! — возразил Бём. — Вся Австрия у него в руках. Во-первых, генеральный штаб, а потом и сам император…

Ричардли покачал головой:

— Франц-Иосиф? С трудом верится… Сколько ему лет?

— Восемьдесят четыре года, — сказал Бём.

— Восьмидесятилетний старик! У которого за плечами две неудачные войны! Чтобы он с лёгким сердцем согласился закончить своё царствование такой…

— Однако, — воскликнул Митгерг, — он прекрасно чувствует, что монархия находится под смертельной угрозой! Несмотря на свои годы, император далеко не уверен, что удержит на голове корону до минуты, когда ему придётся лечь в гроб!

Жак встал.

— Австрия, Ричардли, еле-еле справляется с невероятными внутренними затруднениями… Вот чего не надо забывать… Это — государство, состоящее из восьми или девяти национальностей, враждующих между собою. Авторитет центральной власти падает с каждым днём. Распад страны почти неизбежен. Все эти противостоящие друг другу народности — сербы, румыны, итальянцы, насильно включённые в состав империи, — все они кипят и ждут лишь благоприятного часа, чтобы сбросить иго!… Я только что оттуда. В политических кругах, и в правых и в левых, кругом говорят, что есть только одно средство избежать расчленения государства — война! Это мнение Берхтольда и его клики. Конечно, таково же и мнение генералов!

— Вот уже восемь лет, — сказал Бём, — как начальник генерального штаба у нас Конрад фон Гетцендорф[40]

… Злой гений армии… Самый ярый враг славян… В течение восьми лет он открыто ведёт дело к войне!

Ричардли, казалось, не был убеждён. Скрестив руки и сверкая — слишком ярко сверкая — глазами, он смотрел по очереди на всех говоривших с тем же проницательным и самодовольно-недоверчивым видом.

Жак перестал обращаться к нему и, повернувшись к Мейнестрелю, сел.

— Итак, — продолжал Жак, — по мнению тамошних правителей, лишь превентивная война могла бы спасти империю. Конец розни между партиями! Конец недовольству враждующих между собой национальностей! Война возвратит Австрии экономическое процветание, обеспечит стране весь балканский рынок, которым стремятся завладеть славяне… А поскольку эти господа считают себя достаточно сильными, чтобы за две-три недели войны принудить Сербию к капитуляции, то чем они рискуют?

— Это ещё вопрос! — отчеканил Мейнестрель.

Все посмотрели на него. С рассеянной торжественностью он устремил свой взгляд туда, где сидела Альфреда.

— Погодите! — сказал Жак.