Семья Тибо. Том 2

Кроме того, дело осложнялось иском, предъявленным администрацией выставки в Триесте, где весной этого года обойная фабрика устроила крикливый павильон, а за аренду так и не уплатила. Выяснилось, что Жером лично занимался устройством этого павильона и в июне получил даже месячный отпуск от английской компании, в которой служил, и провёл его очень весело в Триесте. Обойная фирма отпускала ему в различные сроки довольно крупные суммы, а он как будто не мог представить оправдательных документов об их использовании; и следователь обвинил графа де Фонтанен в том, что он вёл весёлую жизнь в Триесте за счёт фирмы, не уплатив за аренду павильона. Так или иначе, Жером привлекался к ответственности как председатель административного совета обанкротившегося предприятия. Его считали держателем довольно большого пакета акций, которые ему будто бы «любезно» были преподнесены в обмен на согласие занять председательское место.

Каким образом удалось г‑же де Фонтанен узнать все эти подробности? До последнего месяца она ничего не подозревала. Затем она получила письмо от Жерома — запутанное и взволнованное письмо, где он умолял её снова заложить дачу в Мезоне, которой она владела единолично (и которую она ради него уже вынуждена была частично заложить). Когда она посоветовалась со своим нотариусом, тот быстро навёл справки в Австрии, и таким путём г‑жа де Фонтанен узнала о судебных исках, предъявленных её мужу.

Что могло случиться за последние дни? Какие новые события заставили Жерома решиться на этот отчаянный поступок? Г‑жа де Фонтанен терялась в догадках. Ей было известно, что некоторые триестские кредиторы ежедневно обливали грязью её мужа в местной газете. Но были ли их разоблачения на чём-нибудь основаны? Жером не мог не сознавать, что будущее его безвозвратно скомпрометировано. Даже если бы ему удалось избежать суда в Австрии, он не мог надеяться после такого скандала сохранить своё положение в английской компании… Находясь в безвыходном положении, преследуемый со всех сторон, он, видимо, не нашёл другого выхода, как покончить с собой.

Госпожа де Фонтанен умолкла. Недоуменный взгляд, который она устремила в пространство, казалось, задавал безмолвный вопрос: «Всё ли я сделала для него, что нужно было сделать? Решился ли бы он на этот шаг, если бы я была около него, как прежде?…» Мучительный, неразрешимый вопрос…

Она сделала над собой усилие, чтобы вернуться к действительности.

— Где Женни? — спросила она. — Боюсь, как бы она не простудилась… как бы не заснула на воздухе.

Антуан встал.

— Не беспокойтесь. Я сейчас посмотрю.

XXI

У Женни не хватило мужества сойти в сад. Ей только хотелось ускользнуть из приёмной, чтобы избежать присутствия Антуана.

Держась рукой за стену, облицованную плитками, Женни сделала несколько шагов по коридору без определённой цели. Несмотря на то, что все окна были открыты настежь, атмосфера оставалась удушливой. Из операционной, помещавшейся этажом ниже, по лестнице поднимался тошнотворный запах эфира, примешиваясь к горячему потоку воздуха, струившемуся по всему дому.

Дверь в палату отца была приоткрыта. В темноте разливался слабый свет ночника, спрятанного за ширмой. Сиделка вязала чулок у изголовья больного. Под простынёй вырисовывались неясные очертания неподвижного тела. Руки были вытянуты на кровати. Голова низко лежала на подушке. Повязка закрывала лоб. Полуоткрытый рот казался чёрной дырой, откуда вырывалось глухое и прерывистое дыхание.

Женни в приотворённую дверь глядела на этот рот, слушала этот хрип, но мысли её оставались ясными, спокойствие граничило с равнодушием и приводило в ужас её самоё. Отец умирал. Она твёрдо это знала, она повторяла это себе, но ей не удавалось осознать факт, выделив его из хаоса своих смутных мыслей, и рассматривать его как реальное, действительное событие, близко её касающееся. Она чувствовала себя скованной, очерствевшей. А между тем она обожала отца, несмотря на его недостатки. Ей вспомнился другой период её юности, когда ей пришлось дежурить у изголовья тяжелобольного отца и когда при виде его бледного, искажённого страданием лица сердце её мучительно сжималось. Почему же сейчас она оставалась бесчувственной?… Она принуждала себя стоять здесь, опустив руки, не в силах оторвать взгляд от кровати, безвольная и виноватая, стыдясь своей сухости, борясь с желанием отвести глаза, забыть об этом несчастье… Точно эта неуместная агония именно сегодня лишала её последней возможности быть счастливой…

Наконец в поисках свежего воздуха Женни оторвалась от притолоки двери и подошла к окну в коридоре. Здесь стоял стул. Она села на него, скрестила руки на подоконнике и тяжело уронила на них голову.

Она ненавидит Жака! Это низкий, неверный человек. Может быть, даже безответственный в своих поступках… Сумасшедший…