Семирамида. Золотая чаша

Все притихли. На просторном на две трети заполненном дворе установилась звенящая тишина. Наказание было действительно тяжким и, по общему мнению, незаслуженным. Все понимали, человеку, рухнувшему с такой высоты, очень трудно будет вернуть прежнее положение, однако желающих спорить с царем не нашлось.

Затем с той стороны, где кучковались сторонники Шурдана, послышалось пение.

Салманасар, царь могучий, –

Что ж, кого ты ждешь?

Эллиль дал тебе величье –

Что ж, кого ты ждешь?

Голоса сплотились, хор зазвучал громче, к нему начали присоединяться воины, которым, в общем‑то, было наплевать на Нинурту и на крушение его карьеры.

Син вручил нам превосходство -

Что ж, кого ты ждешь?

Далее подхватили задние ряды, выстроившиеся у дворцовой стены.

Нинурта дал оружье славы –

Что ж, кого ты ждешь?

Наконец хор набрал силу. Мало кто смел удержаться от исполнения боевого гимна.

Иштар вручила силу битвы –

Что ж, кого ты ждешь?

Шамаш и Адад твоя заступа, –

Что ж, кого ты ждешь?

Царь, чей шаг Ашшуру люб,

Воцарись над белым светом!

Твоя власть да воссияет…

Салманасар, могучий воин,

Ты повергни вражью землю!

Лоном гор их овладей,

Ты залей их наводнением…

Такое единодушие пришлось не по душе Салманасару, однако он не стал прерывать исполнения воинской песни.

Когда хор начал стихать, он встал с кресла, вскинул руки, чтобы объявить окончательный приговор, и в этот момент до него донеслось:

— Пощады!

Воин с приятными чертами лица, несколько неуклюже, расталкивая впередистоящих, пробивался к помосту. Те, кто узнавал воина, отшатывались, другие мрачнели, их лица наливались кровью, однако желающих остановить его не нашлось.

Шами пробилась через передние ряды, приблизилась к возвышению, опустилась на колени.

По рядам пробежали возмущенные возгласы – женщина на сходке. Где это видано!..

Великий царь опустил руки. Все напряглись, ожидая движения пальцем. Что изобразит великий царь, наставит ли на женщину указующий перст?

В наступившей тишине Салманасар долго разглядывал склонившуюся перед ним женщину. Шлем в форме воронки с загнутым вперед горлышком Шами держала в руках. Волосы были острижены – иначе ей вряд ли удалось пробраться в цитадель – на шее была отчетливо видна светлая полоска кожи.

Старик закусил губу, отошел от края помоста, как всегда полулежа устроился в кресле

Все это время, Шурдан, выпучив глаза, гневно рассматривал Шами. Затем принц подошел к краю помоста и грубо окликнул.

— Как ты посмела нарушить древний закон, запрещающий женщинам принимать участие в делах мужчин?

Шами встала, отряхнула колени.

— Великий царь наградил меня правом обращаться к нему в любое время. Невзирая ни на какие обстоятельства. Я прошла обряд посвящения в воины, я участвовала в бою, меня наградили почетным копьем.

Шурдан вопросительно посмотрел на отца.

Тот кивнул. Затем кряхтя, опираясь на царский жезл, поднялся.

— Кого я должен пощадить?

— Великий царь, это я настояла, чтобы твой раб–мунгу нарушил приказ.

— Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Салманасар. – Вдвоем и отправитесь охранять границу. Поживете в палатке.

— Великий государь, ты не спросил о причине, которая толкнула меня на этот поступок.

— Причина, конечно, государственная? – засмеялся царь. – Скрытая угроза, не так ли?

Шами кивнула.

Царь откровенно рассердился, даже жезлом пристукнул.

— Что за поветрие напало на моих подданных? Все они только тем и озабочены, чтобы спасти государство. Всюду видят скрытые угрозы. Ох, беда, беда. Один я, дряхлый старикашка, проспал все на свете.

— Мы не вынесли решение, – напомнил Шурдан.

— Вынесем. После перерыва.

В спальне царь ознакомился с пергаментами, найденными у Ушезуба, подтверждавшими измену Шурдана, подбивавшего царя Вавилона взбунтоваться и выступить против правителя. Также Шами передала царю письмо Сарсехима, в котором сообщалось, что Закир держится из последних сил. Ссылается на немощь, на нездоровье, на отсутствие подтверждающих знамений, на волю богов, на гнев Салманасара, однако долго так продолжаться не может.

Пора принимать меры.

Салманасар, ознакомившись с документами, долго отдыхал на ложе. Молча разглядывал Шами. Вздыхал, вспоминал молодость – эта женщина была бы ему достойной супругой. Она плодовита, ее дети здоровы, любят учиться.

Отчего боги так несправедливы?

Почему бы им не свести их в одни и те же годы?

Или, как утверждал этот грязный евнух, сочиняющий подметные письма, справедливость исключительно человеческая забота?

Как бы не так!