Серафим

Габриэль перехватил поудобнее своего четырехлетнего сына.

– Он любит говорить по-французски. – Казалось, его эта причуда забавляла.

Сомневаюсь, что он испытал бы веселье, узнай причину этого. Держу пари, Тобиасу было не до смеха. Наверняка он дрожал в своей тунике каждый раз, когда Адам произносил французские слова. Я отыскала офанима рядом с Ашером на краю толпы, оба потягивали то, что выглядело как «Ангельские Пузырьки» и тихо разговаривали. Не думаю, что они обсуждали детей, но что бы ни занимало их языки, это придавало им обоим серьезный вид.

Пока Габриэль нес сына к Тобиасу, мои глаза нашли глаза Ашера над морем покачивающихся голов и разноцветных перьев. Все, у кого имелись крылья, расправили их.

Все, кроме меня.

Взгляд Ашера стал мягким, словно перья, окаймляющие нижнюю часть его крыльев, а потом вдруг ожесточился. Став твердым, как остывший металл. Я нахмурилась, когда увидела эту стремительную перемену в его лице.

Пока не услышала женский голос:

– Почти шестьсот перьев. Почему-то я впечатлена.

Я замерла, в то время как Ашер сделал прямо противоположное. Он практически бросился вперед, длинные ноги донесли его до меня за шесть быстрых ударов сердца.

Оказавшись рядом, он обхватил рукой мою талию и отвел меня от второго архангела в комнате, а затем невозмутимо спросил:

– Сераф Клэр, что привело тебя из Элизиума?

За ней стояли два ишима, одного из которых я ненавидела больше, чем устаревшие законы Элизиума, и которого, как я надеялась, понизили в должности.

У меня выпало перо.

Ашер, должно быть, заметил это, потому что резко вдохнул, и его веки сомкнулись. Когда его ноздри раздулись, я поняла, что он не увидел его, а почувствовал. И все еще продолжал чувствовать. Он заново переживал воспоминания, заключенные в пере. Вскоре его глаза снова открылись, и он вернулся в настоящее, его гнев давил на меня, густой и электрический, сродни заряженным облакам, которые готовились разразиться грозой.

Глава 50

Хотя я знала, что в Элизиуме ангелы не стареют, было жутковато видеть, насколько Сераф Клэр похожа на свою дочь. Я бы приняла ее за Еву, если бы не золотой венец и травянистые глаза. Кроме того, Ева застряла в Элизиуме на следующие девяносто шесть лет.

– Я пришла поздравить неоперенную Селесту с ее впечатляющим успехом. – Перья Клэр цвета фуксии с платиновыми кончиками сложились за платье, полностью сотканное из золотого жемчуга.

Я не поблагодарила. Ничего не произнесла. Просто уставилась на архангела и ее верного щенка-оценщика, пытаясь понять их истинные намерения, потому что, разумеется, дело тут не в похвале.

– Так чудесно видеть, как небольшая мотивация приносит столько пользы. – Рубиновые губы Клэр изогнулись в ослепительной улыбке. – Давайте посмотрим на них.

Только когда Абаддон замерзнет.

– Ну же, неоперенная. Не стесняйся.

Когда я не сделала ни малейшего движения, она хлопнула в ладоши и произнесла:

– Lehatsamehot!

Кости моих крыльев загудели, а затем они явили все перья, которыми я владела. Мои легкие, сердце и все тело замерли.

– Никогда не стыдись своих крыльев, неоперенная. Не каждому дано их иметь. – Глаза Клэр сверкнули, прямо как изумрудные серьги в ее ушах. – Или сохранить.

Ярость пробежала по моей шее и залила щеки. Я попыталась спрятать крылья, но они будто застряли. Выставлены напоказ, чтобы все видели. Чтобы смеялись над ними. Я притянула их к спине так крепко, как только могла, потом пожелала, чтобы они исчезли, но они остались.

Как?

Как она это сделала?

– Habamehot! – прорычал Ашер. – Ты не имеешь права заставлять ангелов демонстрировать крылья без их согласия.

Несмотря на то, что нас окружало около сотни неоперенных, ни один не издал ни звука.

Клэр захихикала. В самом деле захихикала.

– Если бы мы не имели права, тогда зачем обладать силой? Разве мы не ясно объяснили это тебе в тот день, когда сделали частью Семерки, Сераф Ашер? Одна из наших обязанностей – помочь неоперенным принять дар, которым являются их крылья.

– Не. Против. Их. Воли, – сквозь зубы прорычал Ашер, прижимая меня к себе, словно опасаясь, что я могу сломаться. Или ударить архангела.

Последнее гораздо вероятнее.

– Отцовство сделало тебя чрезвычайно снисходительным, Сераф.

Мои пальцы сжались вокруг его предплечья, потому что на этот раз уже я боялась, что он может ударить Клэр. В этом и состояло ее намерение? Подначить Ашера, чтобы он совершил проступок. Поскольку он уже на испытательном сроке…

Моего напряженного плеча коснулся рукав, а затем сам Тобиас шагнул вперед, его тело заслонило меня и часть Ашера.

– Сераф Клэр, добро пожаловать! – Его голос напоминал поток тепла в холодном воздухе.

– Приветствую тебя, офан Тобиас. Как поживает твой дорогой сын? – В ее тоне чувствовалось нечто такое, от чего напряглись мышцы в предплечье Ашера и в спине Тобиаса.

– Растет как цветок. Вам стоит навестить его, когда он проснется. Мне бы хотелось представить вас должным образом.