Серафим Саровский

По тому, насколько спешно расправлялись с мощами, можно предположить, что инициатива работников музея пришлась кому-то не по вкусу и святыни было приказано уничтожить. К счастью, среди работников музея оказались и истинно православные люди, сумевшие спрятать реликвии по укромным местам.

Найти свидетелей тех событий среди работников музея в живых или в добром здравии не удалось.

Дивеевская обитель: от поругания к славе

1927 год для Дивеевской обители, так же как и для Саровской пустыни, оказался трагическим. По завершении операции по ликвидации Свято-Успенского Саровского монастыря пензенскими чекистами специалисты Нижегородского ОГПУ приступили к своей части разработанного плана. Ими был подготовлен следующий документ:

«Меморандум

сведений, касающихся Дивеевского женского

монастыря Ниж. губернии.

17-го мая 1927 года.

Дивеевский женский монастырь Нижегородской губернии расположен от Саровского монастыря Пензенской губернии в 12 верстах. В монастыре в настоящее время состоит на лицо до 800 монашек. Монастырь, как таковой, остался совершенно нетронутым, со всем присущим им укладом жизни. Жилые постройки, хотя муниципализированы, но это, однако, не мешает монашествующим жить в свое удовольствие.

Под видом трудовой артели рукоделия, в которой состоит около 200 монашек, они все постройки заарендовали за артелью, на льготных условиях, а остальные монашки, не состоящие в артели, — являются как бы квартиронанимателями, в сущности ничего не платя за это. Словом вся монастырская оболочка прикрыта, организацией советского типа «Трудовой артелью».

По религиозному пониманию верующих, Дивеевский монастырь представляет не меньшее значение, чем Саров. Все паломники, посетившие Саров, обязательно должны посетить и Дивеево и наоборот, т. к. таковые в должной мере обрабатываются на этот счет монашествующими обоих сторон. С этой только именно целью Саровский и Дивеевский монастыри и поделили между себя реликвии «Серафима»: как-то: камень, на котором молился Серафим — разбили пополам, часть осталась в Сарове, а часть перенесли в Дивеево. Если в Сарове имеется Серафимская мантия, то в Дивееве — лапти, или в Сарове мотыга, то в Дивееве топор. Такое деление реликвий проведено исключительно — с целью взаимного околпачивания темных религиозных масс.

Прибывающих в Дивеево, в качестве паломников, лиц, монашествующие пичкают разными фантастическими религиозными небылицами вплоть до измышления нелепостей и о Советской власти, как власти «антихристовой».

Помимо имеющихся в Дивеевском монастыре двух церквей, имеются 4 пустынки, последними представляют маленькие деревянные домики находящиеся внутри одного большого дома, о которых монашествующие и рассказывают паломникам, как о святыне. В них якобы когда-то жил Серафим и монахини подготовляющиеся в «святые» Александра, Наталия и Пелагея. В этих же кельях находятся вещи и предметы этих «святых». В данных кельях проживают келейницы-монашки, которые и рассказывают разные небылицы паломникам. Как например: «Что Саровские мощи Серафима должны быть и будут в Серафимо-Дивеевском монастыре, т. к. еще при жизни Серафим говорил об этом». Кроме того они рассказывают, «что помимо Серафимовских мощей, в Дивееве должны быть еще 4 мощей[167]», в открытии которых монашки твердо уверены. Символом чего у них служат 4 столба, — имеющих в одной из церквей монастыря, заложенных еще при Серафиме.

В связи с закрытием Саровского монастыря, настроение монашек подавленное, но они уверены в том, что не закроют их Дивеевский монастырь и убеждены вообще, что монастыри будут существовать, т. к. по их словам сам Серафим сказал: «Что придет время, будет гонение на монашество и на монастыри, и разойдется монашество в одни ворота, а вернутся в другие». В этих их словах проскальзывает уверенность, что настоящая власть должна скоро смениться.

Врид Уполномоченного — [подпись]»^{808}.

Вот как описала те трагические события мать Серафима (Булгакова) в своих воспоминаниях:

«На 4-й неделе Вел. Поста разогнали Саров, а после Пасхи явились к нам.

Начались обыски по всему монастырю, начиная с игуменского корпуса и затем по всем корпусам. Описывали казенные вещи и проверяли все наши вещи. Была весна, все цвело, но мы ничего не видели. В тяжелые дни пошла я к блаж. Марии Ивановне. Она сидела спокойная и безмятежная:

— Мария Ивановна, поживем ли мы еще спокойно?

— Поживем.

— Сколько?

— Три месяца!

Начальство уехало. Все как будто бы пошло опять своим чередом. Прожили мы ровно три месяца, и под Рождество Пресвятой Богородицы 7/20 сентября 1927 г. нам предложили уйти из монастыря. Все это лето монастырская жизнь днем проходила как будто бы своим обычным порядком, но как только начиналась ночь, откуда-то являлись совы, садились на крыши корпусов, и весь монастырь наполняли своим зловещим криком. И так было каждую ночь. Как только объявили разгон, совы куда-то делись.