Сердце дьявола

Когда зазвонил телефон, Саша Смирнитский, в верхней одежде и обуви, полулежал в кресле и тупо смотрел в экран телевизора, на котором трое участников старательно угадывали мелодии. Он чувствовал себя настолько плохо, насколько вообще может быть плохо человеку. Рядом с креслом стояла запечатанная бутылка водки. Сначала Саша действительно решил напиться, но, купив бутылку и принеся ее домой, вдруг понял, что пить ему совсем не хочется. Точнее, выпить хотелось, но в самом алкогольном дурмане таилось предательство. По отношению к памяти. Напившись, Саша забылся бы, но он также забыл бы. Ее. Пусть на время, но забыл бы. А он не хотел забывать ничего. Ни единой детали. Он хотел помнить. Потому что в этом искусственном забытьи и заключалось предательство. Телефон надрывался длинными нудными трелями и никак не хотел умолкать. Саша ждал, пока он заткнется. В какой-то момент у него появилось желание взять аппарат и запустить в окно. Но он просто снял трубку и произнес стеклянно, без всякого выражения:

— Да?

— Саша? Это Волин.

— Да, — все тем же тоном отреагировал оперативник, исподлобья тупо пялясь в экран и даже не пошевелясь.

— Нам с Левой срочно нужна твоя помощь. Мне нужна твоя помощь.

— Нет.

— Саша, сегодня Боря убил не одну, а двух девушек… — Саша никак не отреагировал на сообщение. — Нам удалось взять его, но он опять оказался на свободе. И, если ты не приедешь, могут погибнуть еще две девушки.

— Нет.

— Почему? Оперативник поднял бутылку, зубами сорвал крышку, глотнул, как воду, даже не поморщившись.

— Я выпил, — заявил он, ставя бутылку на пол.

— Ты врешь, — жестко сказал Волин.

— Нет.

— Врешь! Я знаю твой голос! Ты не пил!

— Выпил, — равнодушно возразил Саша. — Только что. В трубке повисла тяжелая пауза. Наконец Волин хмыкнул и сказал холодно:

— Извини. Не думал, что отрываю тебя от дела, — и повесил трубку. Саша бросил свою на пол. Взял бутылку, поднес к лицу, рассматривая прозрачную, маслянистую жидкость, покачал на ладони и вдруг со всего размаху запустил ее в стену. Бутылка взорвалась, как граната. На обоях осталось большое влажное пятно. Брызги водки и осколки стекла разлетелись по всей комнате. Саша вскочил. Лицо его перекосила ярость. Он размахнулся и что было сил ударил по телефону ногой, заорав:

— Ты, сволочь, гад! Сволочь! — Аппарат пролетел через всю комнату и ударился о шкаф. На темной полировке загорелось светло-желтое «солнышко». Саша тигром метнулся вперед и нанес телефону еще один удар. По светлому корпусу пробежала жирная, как червяк, трещина. — Сволочь, сволочь, сволочь! — орал Саша. А за его спиной одна за другой угадывались мелодии, и лукавый ведущий нашептывал верные ответы телезрителям. — Гад! Сволочь! Гад! — Он молотил по аппарату до тех пор, пока тот не превратился в груду бесполезных деталей. — Гад!!! Только после того, как телефон прекратил подавать признаки жизни, Саша остановился и, тяжело дыша, огляделся. Ярость постепенно сходила с его лица, уступая место гримасе плача. И вдруг оперативник действительно заплакал, утирая слезы рукавом пальто. На экране телевизора одинокая, невероятно счастливая девушка угадывала одну мелодию за другой, а в левом углу экрана легкомысленно убегали секунды.

* * *

Лева добрался до Маринки даже раньше, чем обещал. За двадцать одну минуту. У подъезда стоял, вращая мигалкой, милицейский «уазик». Оперативник подошел к машине, предъявил удостоверение, поинтересовался у патрульных:

— Что здесь, парни? Видели кого-нибудь? Дородный сержант выпятил нижнюю губу, пробурчал:

— Часы есть? Тогда на время посмотри. Жильцы как раз с работы возвращаются. Как думаешь, видели мы кого-нибудь или нет? Лева тяжело взглянул на него, спросил:

— Ты один такой умный? Или у вас все отделение в юмористы записалось?

— Один, — хмыкнул сержант с вызовом, забираясь в салон желто-синего «козлика». — Мы поехали.

— Давай, давай, — напутствовал его Лева, входя в подъезд. Он поднялся на нужный этаж, позвонил в квартиру. Через секунду ожил спрятанный в стене динамик:

— Кто? Вопрос прозвучал над самым ухом Левы, очень громко. К тому же голос этой девушки был очень похож на голос убитых Леры и Аллы Ладожской. Оперативник вздрогнул от неожиданности.

— Добрый вечер, — сказал он механически и тут же обругал себя мысленно за неуместное приветствие. — Я из прокуратуры. Меня прислал Аркадий Николаевич Волин.

— Покажите удостоверение.

— Конечно, пожалуйста. Лева продемонстрировал свои «корочки» глазку. Щелкнули замки и дверь открылась. Марина Рибанэ оказалась довольно высокой, стройной и по-спортивному подтянутой. Плечи несколько шире бедер, однако фигуру это не портило. А черная водолазка и черные же обтягивающие джинсы только подчеркивали грациозность девушки. Короткая стрижка, непослушные медно-рыжие вихры торчат в разные стороны, но это даже придавало облику Марины своеобразный шарм. Другое дело, что, на Левин вкус, у нее были несколько крупноватые черты лица, однако умело наложенная косметика сглаживала этот изъян.