Сердце королевы

Когда Мадлен появилась в алькове, сначала она подошла к леди Файер и поцеловала ей руку, прошептав что-то на их языке. Потом обогнула стол и упала перед Биттерблу на колени.

– Ваше величество, – глухо выдавила она, склонив голову. – Надеюсь, вы простите меня за обман. Мне он пришелся совсем не по душе. Каждая секунда притворства была мне противна, и я надеюсь, что вы позволите мне остаться вашей целительницей.

В тот миг перед Биттерблу забрезжило понимание того, что человек может лгать и вместе с тем говорить правду. Да, ее, можно сказать, дурачили. Но забота Мадлен о теле – и о сердце – Биттерблу была искренней.

– Мадлен, – сказала она, – ты меня успокоила. Я уже готовилась к тому, что потеряю тебя.

Они возобновили беседу. Представления Биттерблу о мире еще никогда сразу настолько не расширялись, и у нее чуточку кружилась голова.

Гости рассказали, каково им было обнаружить на западе огромный новый мир. Деллы повидали войну, и тамошний король не желал новых раздоров. Потому, обнаружив земли семи королевств, в которых большая часть правителей грызлась друг с другом, деллийцы предпочли исследовать их тайно, а не объявлять тут же о своем существовании.

Восток они изучали тоже.

– У пиккийцев имеется мощный флот, – объясняла Катса, – и Деллы тоже постепенно укрепляют позиции на море. Они исследуют свое побережье и прилегающие воды, Биттерблу.

У них были с собой карты. Коренастая, крепкая на вид женщина по имени Мидья, как могла, постаралась их объяснить. На картах раскинулись обширные земли и моря, а к северу – непроходимые льды.

– Мидья – прославленная исследовательница-мореходша, Биттерблу, – сказала Катса.

– Тогда откуда же она родом – из Пиккии или из Делл?

– Мать Мидьи – из Делл, а отец был пиккийцем, – ответила Катса. – Номинально она деллийка, потому что там родилась. Как мне говорили, у них очень часты смешанные браки. Особенно в последние десятилетия.

Смешанные. Биттерблу обвела взглядом людей, собравшихся вокруг стола в ее библиотечном алькове. Монсийцы, миддландцы, лионидец, деллийцы, пиккийцы. Одаренные… и леди Файер, верного слова для которой она не знала.

– Леди Файер – из тех, кого называют «чудовище», – сказала Катса тихо.

– Чудовище, – повторила Биттерблу. – «Ожалиг».

Все до единого деллийцы за столом вскинули головы и вытаращились на нее.

– Прошу прощения, – сказала Биттебрлу, вставая и отходя от стола.

Она заставила себя удалиться на приличное расстояние. Нашла темное местечко за стеллажом и уселась на ковер в углу.

Ей было известно, что последует дальше. Явится По – или пошлет кого-нибудь, кого сочтет подходящим. Но это не поможет, потому что такого человека нет. Среди живых, по крайней мере. Ей не хотелось ни плакать на чьем-то плече, ни выслушивать ободряющие речи. А хотелось вырваться из этого мира, оказаться на лугу среди полевых цветов или в лесу среди белых деревьев и ничего не знать об ужасах, которые творятся вокруг нее. О, быть девчонкой-булочницей, дочерью швеи! Если бы только вернуть эту мечту. Если бы только она стала правдой.

Кто-то наконец явился. Леди Файер. Биттерблу удивилась выбору По. Но потом, взглянув на нее, подумала, что, возможно, леди Файер звала она сама.

Файер опустилась перед ней на колени. И Биттерблу вдруг испугалась, отчаянно испугалась этой красивой пожилой женщины со скрипучими суставами, одетой в светло-коричневую шубу. Испугалась невозможных волос, рассыпанных по плечам; испугалась того, как сильно хотелось посмотреть в лицо незнакомки и увидеть собственную мать. Внезапно ей стало ясно, что Файер заворожила Биттерблу с самого первого мгновения именно поэтому: любовь, охватывавшая ее при взгляде на лицо Файер, была любовью, которую она когда-то испытывала к матери. И это было неправильно. Ее мать заслужила эту любовь; она страдала, боролась и погибла за нее. А этой женщине потребовалось только войти во двор.

– Вы одурманили меня лживыми чувствами к себе, – прошептала Биттерблу. – Вот в чем ваша сила.

И вдруг услышала голос в собственной голове. С ней говорили не словами, но она понимала все.

«Твои чувства истинны, – произнесла Файер. – Но они не ко мне».

– Я чувствую их к вам!

«Приглядись внимательнее, Биттерблу. Твоя любовь неистова, и ты несешь на себе королевскую долю печали. Когда я рядом, мое присутствие захлестывает тебя, но я – лишь мелодия, Биттерблу, или гобелен, или скульптура. Я взбудораживаю твои чувства, но испытываешь ты их не ко мне».

По лицу Биттерблу снова покатились слезы, и Файер предложила ей свой пушистый коричневый рукав. Вжавшись лицом в его мягкость, позволив себе утонуть в ней, Биттерблу на мгновение стала одним целым с этим странным существом, которое явилось, когда она позвала, и ответило добротой на ее холодность.

– Если бы вы захотели, – прошептала Биттерблу, – вы могли бы проникнуть в мой разум и увидеть все, что там есть. И украсть его, и поменять на что угодно. Так ведь?