По стойкам и столам в этой комнате историй были расставлены горшки и ведра, в которые с ритмичным жестяным звоном падали капли дождя. Биттерблу с сомнением поглядела на потолок и устроилась у стены.
Сказочницей была плотно сложенная женщина. Глубоким звучным голосом рассказывала она одну из старых сказок Лека: про мальчика, плывущего в лодке по ледяной реке, и хищную птицу цвета фуксии с серебряными когтями, огромными, как якорные крючья, – великолепное, завораживающее, злобное создание. Биттерблу терпеть не могла эту сказку. В памяти всплыло, как Лек рассказывал ей что-то очень похожее. Она словно наяву видела его стоящим за стойкой: один глаз закрыт повязкой, другой, серый, глядит внимательно и настороженно.
Вдруг перед мысленным взором мелькнул и ярко вспыхнул другой образ – кошмарный изуродованный глаз за повязкой Лека.
– Ну же, идем, – убеждал тем временем Саф. – Искра. Я тут закончил. Пошли.
Она не слышала. Однажды Лек показал ей, что скрывалось под повязкой. Смеясь, рассказывал что-то о кобыле, которая встала на дыбы и лягнула его. Биттерблу увидела глазное яблоко, распухшее от крови, и не додумалась, что багрянец зрачка – это не просто кровавое пятно, а ключ к правде. Правде о том, почему она постоянно чувствовала себя такой медлительной, тупой и забывчивой – особенно когда сидела за столом вместе с ним и старалась показать, как хорошо читает, надеясь угодить ему.
Саф взял ее за запястье и потянул за собой. Она вмиг сбросила оцепенение и живо замахнулась на него, но он перехватил ее руку и, держа теперь уже оба запястья, тихо пробормотал:
– Искра, не вырывайся здесь. Подожди до улицы. Идем.
Когда это в комнате стало так тесно и жарко? К ней бочком притерся незнакомый мужчина и чересчур любезным голосом спросил:
– Этот белобрысый тебе докучает, а, парнишка? Может, тебе нужен друг?
Саф с рыком повернулся к нему. Незнакомец попятился, выставив ладони и вскинув брови, показывая, что сдается, и теперь уже Биттерблу вцепилась в Сафа, когда тот ринулся на него. Она намеренно ухватила раненую руку, чтобы сделать больно и обратить его ярость на себя, зная, что ее он не тронет. Насчет остальных в комнате у нее были некоторые сомнения.
– Прекрати, – сказала она. – Мы уходим.
Саф глотал ртом воздух, в глазах блестели слезы. Она причинила ему больше боли, чем хотела, но, возможно, не больше, чем было необходимо. Так или иначе, это уже не имело значения, ибо они протолкались к выходу, отодвигая людей, и выбрались наружу, под дождь.
Оказавшись на улице, Саф бросился бежать, свернул в переулок и под прикрытием навеса согнулся вдвое. Биттерблу поспешила за ним и стояла рядом, пока он баюкал руку на груди и ругался последними словами.
– Прости, – сказала она, когда он наконец закончил сквернословить и глубоко задышал.
– Искра. – Еще несколько глубоких вдохов. – Что это было? Ты будто отключилась. Я никак не мог тебя дозваться.
– Тедди был прав. Тебе нужно было за кем-нибудь приглядывать. И я тоже была права. Нужно, чтобы кто-то приглядывал за тобой. – Потом она услышала собственные слова и тряхнула головой, проясняя мысли. – Прости, Саф… меня куда-то унесло. Это все история.
– Ладно, – сказал Саф, осторожно выпрямляясь. – Сейчас я тебе покажу такое, что тебя принесет обратно.
– Ты успел что-то украсть?
– Искра, на это нужно всего мгновение.
Он вытащил из кармана куртки золотой кружок, подставил под дрожащий свет уличного фонаря и откинул крышку. Биттерблу взяла его ладонь и повернула к себе. Ей не показалось – в руке у Сафа лежали крупные карманные часы, на циферблате которых было отмечено пятнадцать часов вместо двенадцати и пятьдесят минут вместо шестидесяти.
– Есть желание объяснить?
– А, – опомнился он, – это одна из забав Лека. У него была мастерица, великолепно управлялась с мелкими механизмами и любила возиться с часами. Лек приказал ей изготовить карманные часы, которые бы делили половину дня на пятнадцать часов, но прогоняли их быстрее, чтобы компенсировать разницу. Видно, его веселило, что все несут чушь о времени и сами верят в эту чушь. «Уже половина пятнадцатого, ваше величество. Не прикажете ли подавать обед?» Что-нибудь в этом духе.
Как жутко было, что от его слов в душе шевельнулось что-то знакомое. Не воспоминание, не что-то конкретное, а просто ощущение, что Биттерблу всегда знала о подобных карманных часах, но за последние восемь лет ей ни разу не пришло в голову над ними поразмыслить.
– У него было извращенное чувство юмора.
– Теперь на них есть спрос – в определенных кругах. Стóят прорву денег, – тихо сказал Саф, – но считаются крадеными. Лек заказал их, но не заплатил ей. А потом, судя по всему, убил, как и большинство своих мастеров, а часы прикарманил. После его смерти они всплыли на черном рынке. Я возвращаю их семье той мастерицы.
– Они исправно работают?
– Да, но, чтобы рассчитать по ним настоящее время, приходится здорово поднапрячь мозги.