Сердце на двоих

Она уже поняла, что рисунки, сделанные ею в Ла Веге, были хороши, но почему-то не могла заставить себя еще раз взглянуть на них. И еще ей было ясно, что тяга к творчеству перекрыта каким-то непонятным, сидящим внутри нее запретом и что нет у нее сил вернуться к тому творческому взрыву, который случился летним утром в Ла Веге, тем самым утром, когда она оказалась в объятиях Гиля и все же не позволила себе удовлетворить не менее могущественную потребность, чем творчество.

Искусство и чувственность. Неужели для нее эти две силы стали чем-то двуединым, подобным упряжке из двух коней, которые не могут сообща везти карету. А тогда зачем они нужны? Она попыталась отмахнуться от этого неприятного уподобления. Но попутно поняла, что Гиль пробудил в ней что-то такое, что требовало самовыражения. Но почему же все так тесно переплелось с Гилем? Она никогда не считала себя особенно чувственной, хотя знала, как ее существо восприимчиво к цвету, форме, плоти воспринимаемого. Быть может, эта ее способность - лишь часть чего-то большего, некоего импульса, требующего, чтобы ее целовали, ласкали, овладевали ею, заполняя тело и душу сладостными ощущениями.

Неужели она относится к тому типу женщин, которые на свою беду всю жизнь привязаны к одному мужчине, а тот не может им принадлежать или не разделяет их любви, причиняя тем самым боль и унижение? Она-то возбуждала желание в Гиле, ведь он вожделеет ее, когда они рядом. Но, быть может, такое же вожделение он испытывает и к другим женщинам, о которых тут же забывает, как только расстается с ними. И вот эта-то минутная алчба и есть та награда, ради которой она должна броситься в его объятья? Нет, и еще раз нет!

Она вернулась домой с ясной головой, но не более счастливая. Прогулка ее оказалась настолько долгой, что завтракать было уже поздно, а время ленча еще не наступило. Она раздумывала, не сварить ли ей кофе, когда раздался телефонный звонок.

Звонила Гайнор, и голос ее звучал взволнованно.

- Корделия, я должна вас увидеть. Это очень важно, - настойчиво заявила она.

- Что случилось, Гайнор, - спросила Корделия, пытаясь догадаться, что за катаклизм произошел в Морнингтон Холле.

- Я не могу говорить по телефону, - продолжала Гайнор. - Могли бы мы встретиться?

- Конечно, раз это важно, - с некоторым беспокойством проговорила Корделия. - Назначьте мне место, и я тут же отправлюсь туда. Вы звоните из дома?

- Да. Вы помните въездные ворота нашего парка? Я жду вас рядом с ними.

Гайнор положила трубку прежде, чем Корделия успела спросить что-то еще. Нахмурившись, она натянула на себя самый теплый свитер, добавила к нему зимнюю куртку и отправилась в недальний гараж, где она держала свою машину.

Всю дорогу к Морнингтон Холлу Корделия терялась в догадках о том, что могло так взбудоражить Гайнор. Она все больше симпатизировала ей. Та ежедневно с радостью помогала ей в кофейне, отказываясь от вознаграждения, соглашаясь лишь на бесплатное пирожное. И если сегодня ей требуется помощь, Корделия не вправе отказать.

Ярко-красный миникупер <Марка/>малолитражного автомобиля.>, на котором носилась Гайнор, стоял рядом с воротами в Морнингтон Холл. Корделия сразу увидела полную горести позу Гайнор: ее голова обреченно склонилась на руль. Чем-то она сильно расстроена, подумала Корделия, выбираясь из машины. Она быстро добежала до миникупера, распахнула дверцу и проскользнула к девушке.

- Гайнор, ну, пожалуйста, не плачь, - мягко сказала она. - Ну-ка, в чем дело?

Эффект был разительным. Гайнор рывком оторвала лицо от руля, и оказалось, что она и не думала плакать. Наоборот, лицо ее от уха до уха пересекала широченная улыбка. А в глазах плясал небывалый прежде лукавый огонек. Не дав Корделии опомниться, она включила зажигание, и машина рванула.

От неожиданности Корделия резко откинулась на спинку кресла.

- Объясни же, что все это значит, - закричала она, чувствуя, что машина разгоняется все сильнее.

- И не спрашивай, - прокричала ей в ответ Гайнор. - Пристегни ремни и береги свою жизнь!

Это был нужный совет. Машина мчалась по обледенелой дороге прямо к Морнингтон Холлу со скоростью шестьдесят миль в час. Корделию не пугала скорость, но в душе нарастали подозрительность и недовольство. И пока они приближались к замку, подозрение перешло в уверенность, а недовольство - в ярость. Ибо при въезде во внутренний двор трудно было не заметить, что там в окружении двух афганских борзых стоял лорд и владелец поместья, более известный Корделии как Гиль Монтеро, и выражение его лица несло плохо скрываемое чувство триумфа.

Негодующая, скрестив руки на груди, Корделия вышла из машины.

- Меня похитили! - заявила она голосом, полным величавого презрения. Можете оспорить меня, если я не права, но я полагаю, что вы - организатор похищения!

- Именно так, - сказал Гиль с откровенным бесстыдством. - Заходите без церемоний. Мы как раз собираемся на ленч.

Корделия повернулась к своей попутчице.