Сердце предательства

Мы снова приветствовали людей на улицах, а я должна была кивать им и улыбаться, будто не видела только что дитя, искалеченное чудовищем. Комизар остановил нашу процессию и соскочил с коня, чтобы поздороваться с дюжим крепышом, стоявшим в дверях мясной лавки. Я украдкой посмотрела на его руки, на которых были целы все пальцы, короткие, толстые, с аккуратными, коротко остриженными ногтями, и подивилась тому, что точные наблюдения Гвинет насчет мясников в Терравине относятся и к тем, кто занимается этим ремеслом в Венде.

– Ты уже забил тех лошадей, что я отправил с Калантой для голодных, и роздал мясо?

– Да, Комизар. Они были благодарны, Комизар. Спасибо, Комизар.

– Всех четырех?

Мясник побледнел, моргнул и начал заикаться.

– Да, то есть, я хочу сказать, только одну. Я… пока одну… но завтра я…

Комизар выхватил из притороченных к седлу ножен двуручный меч, и от этого тихого шороха все вокруг замерли. Обеими руками он взялся за рукоять.

– Нет, завтра ты этого не сделаешь.

Одно движение, скупое и точное. Меч просвистел, разрезав воздух, кровь обагрила гриву моей лошади, а голова мясника покатилась по земле. Прошло несколько секунд, прежде чем его тело рухнуло на землю.

– Ты, – Комизар ткнул пальцем в человека, который таращился на него во все глаза из глубины лавки, – новый старшина. Не разочаруй меня.

Он опустил взгляд на голову. Глаза мертвого мясника до сих пор были широко открыты и смотрели с таким выражением, словно он все еще надеялся что-то изменить.

– И проследи, чтобы голову разделали и выставили на всеобщее обозрение.

Разделали? Как зарезанную свинью?

Комизар откинулся в седле, легко тронул поводья, и мы двинулись дальше, не обменявшись больше ни словом, будто останавливались купить колбасы. Я видела блестящие алые капли на гриве своей кобылы. Правосудие в Венде вершится быстро, даже для ее собственных подданных. Я не сомневалась, что это кровавое послание предназначалось для меня не в меньшей степени, чем для мясника. Напоминание. Жизнь в Венде – хрупкая штука. Мое положение тем более неустойчиво, а скорый суд может свершиться не только над старшинами.

– Мы не воруем еду у своих собратьев, – бросил Комизар, как бы поясняя свои действия.

Но я чувствовала, что куда более страшным грехом мясника была попытка обмануть.

– И никто не может лгать Комизару? – добавила я.

– Это самое главное.

В Санктуме мы спешились перед крылом Совета, и Комизар повернулся ко мне. Его лицо было забрызгано кровью.

– Надеюсь, к завтрашнему дню ты как следует отдохнешь. Это понятно? Больше никаких темных кругов.

– Как прикажете, Комизар. Сегодня ночью я буду спать хорошо, даже если для этого мне придется самой себе перерезать глотку.

Он улыбнулся.

– Кажется, мы наконец-то начинаем понимать друг друга.

Глава тридцать седьмая

Рейф

Когда мы вернулись, Джеба рядом не было, но я знал, что он здесь – кто бы мог подумать, совершенно венданец на вид и по речи, и на душе у меня стало легче. Немного. Сегодня я видел, какая участь может его ждать, если его разоблачат. Какая участь может ожидать всех нас.

– Тебе совсем не обязательно делать это самому, – заметила Каланта.

– Привычка.

– Посланцы в таком зажиточном королевстве, как Дальбрек, сами чистят лошадей?

Нет. Но солдаты ухаживают за своими конями сами. Даже если эти солдаты – принцы.

– Меня так воспитывали, – сказал я в оправдание. – Мой отец был коннозаводчиком и говаривал, что лошадь, за которой хозяин ухаживает сам, будет стараться вдвойне. Я не раз убеждался в его правоте.

– Тебе все еще не по себе от увиденного.

Три головы, насаженные на колья, не выходили у меня из ума. Я опустил руку со скребницей.

– С чего ты взяла?

– Ты делаешь долгие и резкие взмахи. А глаза сверкают, словно холодная сталь – как всегда, когда ты сердишься. Я неплохо изучила тебя, эмиссар.

– То, что я видел – это дикость, – признал я. – Но меня не касается, что вы делаете со своими предателями.

– А в вашем королевстве предателей не казнят?

Я погладил коня по морде.

– Ну вот и все, дружище, – я вышел и закрыл за собой денник. – Мы не оскверняем тела. Но ваш Убийца, похоже, преуспел в этом искусстве.

Я хотел повесить скребницу на крюк, но рука замерла на полпути. Каланта обернулась посмотреть, что я увидел.

Там стоял Лия.

Рубашка разорвана на плече, лицо бледное, как полотно. При Каланте я вынужден был притворяться, что меня это нисколько не встревожило. Лия не глядела на меня и, обращаясь только к Каланте, сказала ей, что Комизар ждет снаружи, а она зашла поискать свой плащ, который утром где-то забыла. Не попадался ли он на глаза Каланте?

Каланта метнула на меня быстрый взгляд, после чего посоветовала Лии поглядеть, не висит ли ее плащ в дальнем конце конюшни – там в стену вбиты крюки для одежды.

– Я тоже подожду снаружи, – добавила она.

– Зачем ты уходишь, – начал я, но Каланта уже закрыла за собой дверь.

Лия осторожно обошла меня сзади, отводя глаза, и сняла с крючка свой плащ.

– Мы одни, – шепнул я, – Твое плечо. Что случилось?