Я снова повернулся. Я смотрел пристально, больше не отводя глаз. Три головы на колах. Над распухшими языками жужжали мухи. В глазницах копошились личинки. Ворон склевывал со щеки что-то извивающееся, похожее на червя. Но, даже несмотря на печать тления, я мог уверенно сказать, что эти трое были мальчишками. Они были детьми.
– Убийца позаботился о них. Предатели, вот кто они были такие. – Ульрикс повел плечом и стал спускаться по склону.
Я посмотрел на Каланту.
– Это сделал Каден?
– Вести казнь – обязанность Распорядителя. Приговор выносят солдаты. Головы будут здесь, пока от костей не отвалится последняя плоть. Таков приказ Комизара.
Я увидел, как блестит ее светлый глаз, заметил, как бессильно поникли ее плечи, в другое время всегда вызывающе расправленные.
– Тебе это не нравится, – сказал я.
Каланта пожала плечами.
– Что я об этом думаю, не имеет значения.
Прежде чем она успела отвернуться, я коснулся ее руки. Она вздрогнула, как от удара, и я отступил на шаг.
– Кто ты, Каланта? – спросил я.
Она тряхнула головой, снова напустив равнодушный вид.
– Очень долго я была просто никем.
Глава тридцать шестая
Утро выдалось редкостное – погожее, без единого облачка в ярко-синем небе. Холодный ветер был согрет благоуханием танниса – кислая на вкус, эта трава, как оказалось, обладала сладким ароматом. Ясная солнечная погода помогала мне преодолеть усталость. Я все не могла выбросить из головы книгу Годрель – будто мало было других забот. Ночью я то и дело просыпалась, разбуженная одной и той же мыслью:
– Ты хорошо спала? – поинтересовался Комизар, оглянувшись на меня через плечо.
Я щелкнула поводьями, догоняя его коня. Сегодня мне снова предстояло лицедействовать, на сей раз в квартале Канала, у мыльни, где прачки стирали белье напротив
– Ваше притворство мне льстит, – ответила я. – Вам же совершенно безразлично, как я спала.
– Но я вижу у тебя под глазами темные круги. В таком виде ты меньше понравишься людям. Пощипли себя за щеки, это может помочь.
Я рассмеялась.
– Стоит мне решить, что я уже не могу сильнее вас ненавидеть, как вы доказываете, что я ошибалась.
– Да быть не может, Джезелия! И это в ответ на мое доброе отношение? Большая часть пленников уже были бы казнены.
Ну, добрым отношением я бы это не назвала, однако реплики Комизара в мой адрес стали менее едкими. Я же со своей стороны невольно отмечала, что он делает то, чего никогда не делал в своем королевстве мой отец. Комизар общался со своими подданными, он выходил к людям, живущим и рядом, и вдалеке. Он правил не на расстоянии, а вплотную, дотошно вникая во все подробности. Он знал свой народ.
До известного предела.
Вчера он спросил, что означают коготь и виноградная лоза у меня на плече. Ссылаться на Песнь Венды я не стала и надеялась, что никто другой этого не сделает. Однако у меня не вызывало сомнений, что некоторые из людей, разглядывавших меня, рылись в памяти, вытаскивая на свет смутные воспоминания о давно забытых сказках.
– Ошибка, – просто ответила я, – свадебная кава, которую неправильно нанесли.
– Насколько я заметил, многим она нравится.
Я только отмахнулась.
– Простое любопытство – для них я не более чем диковинная зверушка из заморского королевства.
– Так и есть. Надень завтра то платье, в котором твое плечо хорошо видно, – приказал Комизар. – Эта жуткая рубаха выглядит тоскливо.
А еще в ней тепло. Но его мало волновали такие мелочи… А уж то, что платья не слишком удобны для верховой езды, вообще не имело значения для осуществления его грандиозных замыслов. Тогда я лишь кивнула, давая понять, что слышу, но сегодня снова надела рубашку и юбку. Комизар сделал вид, что не заметил.