Сердце предательства

– Скажи мне, Ивет, – я заговорила тише, думая, что напугала ее, – как ты поранилась?

– Она вам не скажет, – вмешалась Астер. – Ей стыдно. Его забрал старшина.

Кровь бросилась мне в лицо. Я повернулась к Астер.

– О чем ты? Забрал что?

– Кончик пальца за воровство. Всю руку, если это повторится.

– Это я виноват, – добавил Зекия, не отрывая глаз от земли под ногами. – Она знала, что я до ужаса люблю этот мраморный сыр.

Я вспомнила наше первое знакомство и красную воспаленную культю на пальце самого Зекии.

За украденный кусок сыра?

От ужаса и гнева я затряслась всем телом – у меня дрожали руки, губы, подкашивались ноги. Тело словно не принадлежало мне больше.

– Где? – спросила я. – Где этот старшина?

Астер рассказала, что это кузнец из кузницы у ворот джехендры, но тут же испуганно прикрыла себе рот ладонью, а затем повисла у меня на поясе, пытаясь остановить и умоляя никуда не ходить. Я стряхнула ее с себя.

– Оставайтесь здесь! – прикрикнула я. – Все! Не ходите за мной!

Я и без них отлично знала дорогу. Несколько прачек, видя, как я разъярена, кинулись мне вслед, вторя крику Астер: не ходи туда.

Старшина стоял посреди своей кузни, наводя глянец на оловянную кружку.

– Ты! – я ткнула пальцем ему в лицо, заставляя поднять на меня глаза. – Если еще хоть раз ты осмелишься дотронуться до ребенка, я лично отсеку все бесполезные конечности от твоего жирного тела и прокачу этот уродливый обрубок прямо по улице. Ты понял меня?

Он ошарашенно воззрился на меня, а потом расхохотался.

– Я старшина квартала.

Он замахнулся мясистым кулаком, и, хотя я успела подставить руку, удар все же опрокинул меня наземь. Я упала и ударилась головой о стол, с которого что-то посыпалось. Висок пронзила острая боль, но кровь во мне так бушевала, что я сразу же вскочила на ноги, на сей раз сжимая в руке нож Натии.

Раздался общий вздох, и зеваки, уже успевшие обступить нас, попятились назад. В мгновение ока скандал, поглазеть на который они рассчитывали, превратился во что-то куда более опасное. Нож Натии был слишком мал и легок, чтобы метнуть его, но им несомненно можно было резать и наносить увечья.

– Ты зовешь себя старшиной? – язвительно процедила я. – Ты презренный трус. Ну, что же ты! Ударь меня еще раз! Но готовься к тому, что я тут же отсеку нос от твоей гнусной рожи.

При виде ножа он замер, не решаясь напасть, но я в следующий миг заметила, как он, нервно облизывая губы, куда-то косится. Среди других товаров на прилавке, находившемся от нас на равном расстоянии, лежал короткий меч. Мы оба бросились к нему, но я успела первой, схватила его, отскочила в сторону и со свистом разрезала лезвием воздух. Кузнец отступил, тараща глаза.

– Какую руку сначала, старшина? – спросила я. – Левую или правую?

Он попятился еще, но ему помешал стол.

Я взмахнула мечом прямо у его брюха.

– Тебе больше не смешно, а?

По толпе пронесся шепоток, и старшина уставился куда-то мне за спину. Я обернулась, но было слишком поздно. Кто-то схватил меня за запястье, а другую руку заломил за спину. Это был Комизар. Выхватив у меня меч, он бросил его старшине и, с силой сжав руку с ножом, вырвал его.

– Кто дал тебе это?

Теперь я поняла, почему боялась Дихара. В глазах Комизара я увидела исступленную злобу, направленную не на меня, а на того, кто дал мне оружие. Я не могла признаться, что это Натия зашила мне его в подкладку плаща.

– Я его украла, – сказала я с вызовом. – Что теперь? Ты отрубишь мне пальцы?

С раздувающимися ноздрями он отшвырнул меня стражникам.

– Отведите ее назад, к лошадям, и ждите меня.

До меня донесся его громкий голос – Комизар приказал всем разойтись по местам и заниматься своими делами.

Спустя всего несколько минут он присоединился к нам. Странно, но его гнев, казалось, совсем утих, отчего мне стало только еще тревожнее.

– Где ты научилась так орудовать мечом? – поинтересовался он.

– Разве я им орудовала. Успела только взмахнуть раз-другой, а твой старшина успел обмочиться со страху. Надутый индюк и трус, ему хватает смелости только на то, чтобы рубить пальцы ребятишкам.

Комизар не отводя взгляда, ждал ответа на свой вопрос.

– У своих братьев, – сказала я.

– Когда вернемся, твое жилье обыщут, чтобы проверить, не украла ли ты еще что-нибудь.

– Нет, только нож.

– Надеюсь, сейчас ты говоришь правду – ради твоей же пользы.

– Это все, что вы можете мне сказать?

– На этот раз я прощаю тебе нападение на моего старшину. Я сказал ему, что ты сама не понимаешь, что творишь.

– Я, не понимаю? Отрубать пальцы детям – это варварство!

Комизар подошел вплотную, прижав меня к боку моей кобылы.

– Страдать от голода – вот что варварство, принцесса. Украсть еду у собрата – варварство. И бесконечные ухищрения вашего королевства, удерживающего нас по эту сторону реки – вот что варварство. Фаланга пальца – небольшая цена, но служит напоминанием на всю жизнь. Заметь, здесь, в Венде, очень мало одноруких людей.

– Но Ивет и Зекия – совсем еще дети.

– У нас в Венде нет детей.

* * *

Обратно мы возвращались через квартал Вельте.