– Все в порядке, – ответила она, – мы просто не сошлись во мнениях относительно выбора одежды.
Но в этот миг я заметил кровоподтек у нее на виске. Не раздумывая, я отвел в сторону ее волосы.
–
– Ударилась о край стола, – поспешно вымолвила она, отводя мою руку. – Не обращай внимания.
Лия заговорила тихо, не поднимая глаз от плаща, который сжимала в руках.
– Нам надо думать, как выбраться отсюда. Когда вернется Каден, я, может быть…
Я втолкнул ее в денник.
– Не говори ему ничего.
– Он не такой, как они, Рейф. Он может понять, если…
Я схватил ее за плечи и потряс.
– Послушай, – злобно зашептал я. – Он такой же, как все они. Сегодня я любовался делами его рук. Не говори…
Лия вывернулась из моих рук, плащ упал на пол.
– Прекрати указывать мне, что делать или говорить! Как же я устала от того, что все норовят мной командовать, слова не дают сказать!
Глаза у нее блестели то ли от страха, то ли от злости – я не мог понять.
– Лия, – я заговорил тише и спокойнее, – утром я видел один из…
– Это эмиссар вас задерживает, принцесса? – В дверях денника стоял Комизар.
Мы поспешно отстранились друг от друга.
– Я лишь подал принцессе плащ. Она его уронила.
– Вы так неловки, принцесса? Впрочем, сегодня был долгий, трудный день. – Он подошел ближе: – А что насчет вас, эмиссар? Прогулка доставила вам удовольствие?
Мне удалось ответить бесстрастно и ровно.
– Несколько улиц в квартале Каменных ворот показались мне довольно любопытными, – и я добавил, чтобы слышала Лия: – А еще я видел искусство вашего Убийцы. Насаженные на колья головы безусых мальчиков, которых он казнил, под солнцем сильно раздулись.
– В этом весь смысл. Зловоние измены – о, у нее особый аромат – и забыть его непросто.
Он небрежно, будто давнюю подругу, взял Лию под руку (прежде я не замечал такой фамильярности) и вывел из конюшни. Я думал, что не совладаю с собой, но подавил негодование и снова начал чистить коня, как будто все это было мне безразлично. Я проводил по его бокам быстро и резко. К такому я не был готов. Никакие военные стратегии или упражнения не могли приучить меня к такой ежедневной пытке – видеть этого человека и не убить его.
Глава тридцать восьмая
На площади собрался не десяток-другой, ее наводнили сотни людей. Я чувствовала, что откуда-то издалека на меня устремлены глаза Комизара, что он неотступно следит за мной, стараясь сбить меня с мысли. Я заговорила, сперва неуверенно, пытаясь нащупать и протянуть нити доверия, над которыми он не будет иметь власти. Слова звучали неуверенно, неловко – так мы молимся в детстве.
Я закрыла глаза и начала снова, глубоко и размеренно дыша, ждала, ждала, к сердцу все ближе подступало отчаяние – и тогда я что-то услышала. Это была музыка. Слабый отдаленный звук зитара. Зитара моей тетушки. А следом зазвучал голос моей матери, раздалось эхо, которое всегда летало по цитадели, вторя ее пению. Даже моего вечно занятого отца эта музыка заставляла забыть о неотложных делах. Я повернула голову, прислушалась, впустила музыку в себя, как в первый раз, и фальшивые слова исчезли, растворились.
Мое поминовение началось с напева, с мелодии без слов, вторящей зитару. Каждый ее звук был рожден ритмами мироздания – эти ритмы сейчас пронизывали меня. Песня эта не принадлежала ни одной из стран, никому из людей, только мне и небесам. А потом пришли и слова, о благословении жертвоприношений, о долгом путешествии девы – и я, поцеловав два пальца, подняла их к небесам, один за погибших, а второй – за грядущих.
Далекая музыка, казалось, еще не стихла, отражаясь эхом от высоких каменных стен, окружавших, объединявших меня и людей внизу. Сумерки. Пора было расходиться по домам, но никто не расходился. Снизу раздался голос.
– Расскажи нам историю, принцесса Морригана.
Она появилась на расстоянии вытянутой руки от меня. Видение, фигура сидящей на стене женщины, призрачная, но в то же время осязаемая. Твердая. Непреклонная. Ее длинные волосы цеплялись за каменную кладку, они тянулись издалека, из другого тысячелетия.
Давным-давно,
Очень, очень давно,
Семь звезд упали с небес.
Одна, чтобы сотрясти горы,
Одна, чтобы вспенить море,
Одна, чтобы взорвать воздух,
И четыре, чтобы испытать сердца людей.
Я брала слова у Морриган, Годрель и Венды. Брала их у Дихары, у ветра и у собственного сердца. Брала у правды, от которой у меня по коже бежали мурашки.