Серебряная клятва

– Славно, – отрезал Янгред. В этом он и не сомневался. – Но Хельмо раз за разом, – он подчеркнул эти три слова, – давал тебе понять, что не хочет на трон. Не для того, чтобы туда все же попасть.

Царь понуро помолчал. Потом, вдруг оживившись, пристально глянул на Янгреда, даже подался чуть ближе. Глаза опять блеснули, и он шепотом спросил:

– Тогда, может, ты?.. Умный, знаешь уже нас, с регентством точно справишься…

Невероятно. Стало и смешно, и тошно: царь словно продавал хворую кобылу, не понимая, почему никто ее не покупает. Впрочем, нет, понимал: не стал настаивать, когда Янгред, вдруг почувствовав вместо отвращения жалость и почти страх, быстро покачал головой. И услышал:

– Жалок я. Знаю. То слезать не хотел, то тащу силком. Простите меня оба.

Что там Янгред говорил Хельмо? «Дурное влияние»? Неужели настолько оно тлетворно, совсем сердце размягчилось? Янгред вздохнул. Мягко взял руку царя, повернул к свету и посмотрел на золотой гербовый перстень. Хинсдро тут же попытался скрутить его, приняв взгляд за приказ, но Янгред не дал, резко встал с лавки, на которой прежде сидел.

– Не нужно. Носи пока. Есть у меня мысли.

Сейчас, когда Хайранг с царевичем ушли, мысли к Янгреду вернулись. И он решил заглянуть к единственному, с кем мог бы их обсудить.

Хельмо отдыхал в жилой части монастыря на севере Озинары, где обычно ночевали проезжие вельможи. То были не тесные кельи иноков, но обширные, с огромными окнами покои, чистые и тихие. Только скромность убранства – деревянная мебель без резьбы, полы без ковров, крошечные светильники – напоминала, что здесь все же нет приюта праздности, излишней роскоши. И дышалось здесь почти так же легко, как на воздухе.

Хельмо лежал, расслабленно откинув голову, левая рука – на груди. Было непонятно, спит или нет, непонятно, насколько ему плохо. Когда Янгред увидел его у воды, показалось, что ран не прибавилось, а какие были, словно… поджили? Позже царевич объяснил это все так же странно: якобы посветлевшая храмовая вода снова, как в древности, стала целительной. «Что, и воскрешающей?» – сурово спросил Янгред, не зная, как это проверить. Но царевич только пожал плечами: «Ну вот же я».

Янгред не успел окликнуть Хельмо – тот, видимо, услышав шаги, проснулся, начал оглядываться, приподнялся на локте. Лишнего стула или кресла поблизости не было, так что Янгред прислонился к окну. Скрещивая руки на груди, он первым делом изрек:

– Больше не сбежишь. Мы нагнали сюда достаточно войск.

Хельмо едва ли обратил внимание на шутливую укоризну в его голосе – все крутился, лицо непрерывно менялось, отражая тщетные попытки понять происходящее. Свою спальню он явно не признал. Янгред следил – и всякое желание допрашивать его, как царевича, пропадало, зато приходило облегчение. Невредим. В уме. Прежний.

– Где мы? – наконец беспомощно спросил Хельмо, снова откидывая, нет, роняя голову на подушку и потирая лоб. – Теперь-то я точно умер?

Янгред хмыкнул. Слова, полные не иронии, а усталости, отозвались болезненно, но он решил скорее сменить гнев на милость.

– Не надейся. – Он помедлил, понял, что хочет подойти. Здравомыслие о себе все же напомнило, и для начала с языка сорвалось: – Ну-ка, какое мое любимое животное?

Хельмо вытаращился. Янгред спохватился, поняв, что напрямую они это никогда не обсуждали, разве что догадаться можно. Хельмо, благо, хоть не стал допытываться «Что на тебя нашло?», понял: не для забавы спрашивают. Потер подбородок и осторожно ответил:

– Точно не собака, вряд ли лошадь… может, овца? Ты как-то нежно о них отзывался.

Янгред расцвел. Больше ничего можно было не спрашивать, и он пошел к кровати, на ходу переводя разговор обратно на дела:

– Ну, что снилось-то? Долго ты дрых.

– Я летал… – пробормотал Хельмо, пошевелился опять и поморщился: видимо, плечи до сих пор ныли. – На монашьих крыльях. А потом…

Он осекся и обвел покои новым взглядом. Вздрогнул, нахмурился, принялся тереть кулаками глаза. Янгред уже едва сдерживал смех, видя это праведное изумление. Хельмо, кривя рот от боли, все-таки сел прямо и возмутился:

– Да чему ты радуешься так ехидно? Давай объясняй.

Несмотря на решительный тон, он заметно волновался. Скорее всего, вот-вот воспоминания оживут, хлынут в голову, и неизвестно, что там обнаружится. Янгред вздохнул, присел наконец рядом и улыбнуться. Ноздри защекотал слабый, но отвратительный запах кувшинок и воды, запах близкой гибели. Ничем не лучше запаха гари там, в тереме.

– Будучи, как вы выражаетесь, язычником, – мягко начал он, – я не уверен, что могу правильно поведать тебе такие вещи, но…

– Так, – в привычной манере «никаких вокруг да около» оборвал Хельмо. – А ну докл… рассказывай как есть.

Янгред фыркнул: то, что он целовал гербовый перстень, не подразумевало немедленную присягу и полную покорность. И все-таки он, смилостивившись, не стал острить и подчинился. Хельмо выслушал, не перебивая, а потом надолго задумался, уставившись в окно. Янгред задумался и сам. В очередной раз понял: со стороны все звучало сомнительно.

– Веришь? – прямо спросил он.